— Почистит.

— Черненко из твоего отделения?

— Знаешь.

— Двух патронов не хватает в подсумке.

— Найдутся. Дальше?

— Дальше, дальше… — деланно рассердился дежурный. — А еще про тебя был разговор.

— Подслушивал?

— Голяков докладывал майору Кузнецову.

Под ложечкой екнуло. Самую малость. Нетрудно догадаться, о чем докладывал старший лейтенант Голяков начальнику погранотряда, человеку строгому и взыскательному. Но догадываться — одно, знать — другое.

— Старший лейтенант в канцелярии?

— Бреется, — обиженно буркнул дежурный. — Лешк, — спросил, помолчав, — ты чего натворил?..

— Для кого Лешка, для тебя — «товарищ младший сержант». Запомнил? — Он сам не понял, шутя ли обрезал парня, или всерьез. Но, впрочем, тут же смягчил свою резкость: — Ничего я не натворил, годок. Службу служил. Как надо.

— Голяков докладывал, вроде ты по немцам стрелял, на ту сторону, а старший лейтенант Иванов тебя покрывает. И еще про дознавателя чего-то… Это кто такой, дознаватель?

— Человек.

— Выдуриваешься. Ваньку валять каждый может. К тебе с открытой душой, как другу…

В соседней комнате затрезвонил телефон, парень опрометью бросился к аппарату и через секунду в служебном рвении зачастил слишком громко: «Так точно!», «Никак нет!», «Есть!», «Есть, товарищ майор!».

Вот завертелось, без страха подумал Новиков. Страха он не испытывал. Верил в свою правоту. Почему верил, на каком основании — даже себе объяснить не мог. Пришла злость. Молчаливая, безотчетная злость.

— Майор Кузнецов! — испуганно сообщил дежурный. — Выезжает.

— Открой пирамиду.

— …ажно страх, какой сердитый майор. Ажно в трубке гудело…