В ту ночь никто не ложится спать, все остаются на воле, у костров на холмах, чтобы встретить восход солнца и порадоваться ему. Все окрестные костры основательно разглядываются и изучаются: вон тот горит как-то тускло, а вон тот и этот пышут ярко, – говорят наблюдатели, думая при этом об усадьбах и хозяевах костров, запоминая приметы и обмениваясь добрыми пожеланиями.

В эту ночь устанавливается связь и с чужестранцами; костры видны далеко за пределами страны, по ту сторону фьорда, и на западе, и на севере – там тоже жгут костры; грубые островитяне с Саллинга и Тю во многом походили на дикарей и подчас заслуживали тумаков, но и они не уподоблялись слепым кротам, а чтили солнце и зажигали новые огни, когда оно обновлялось. Виднелись огни и далеко на юге – по-видимому, около Вебьерга. Еще бы, там большое капище, вот они и жгут гигантские костры, хотя время сбора всех племен на всенародное вече еще не наступило. На еще более торжественные ежегодные празднества собираются туда для жертвоприношений все кимвры, и обы, и гарды со всей Ютландии; но весенний праздник каждое племя справляет в своей области, и у кимвров центром была усадьба Толлингов.

Оттуда было видно необыкновенно мощное пламя. Казалось даже, будто их два! Люди качали головами и не понимали, в чем дело; все знали местоположение костра на холме над усадьбой; но теперь как будто горел еще второй костер внизу, в самой усадьбе, и это пламя было даже выше; уж не пожар ли там?..

Это был не пожар, но что-то сильно напоминающее пожар: горела хижина, где стояла глиняная форма тура. Ее подожгли нарочно. Форма была готова, и пора было приступить к обжиганию. Решили пожертвовать хижиной, чтобы не трогать с места изображения. Хижину набили дровами и торфом и подожгли одновременно с весенним костром, считая это добрым предзнаменованием.

Была и еще одна добрая примета: по удивительному стечению обстоятельств в тот же самый день был принесен в жертву тот самый бык, с которого была вылеплена модель. Так и должно было быть. Бык служил первой и лучшей жертвой, которой открывался праздник жертвоприношений; его считали существом, наиболее близким верховному божеству. Для темных умов он, таинственно связанный с солнцем и месяцем, был даже как бы самим божеством; в тайну посвящены были лишь немногие избранные, простые же смертные довольствовались верой в необходимость принести быка в жертву огню, а рога его повесить на священный ясень в капище! Это была очень почетная смерть. Бык отжил свое время, его место должны были занять быки помоложе и в течение лета завоевать себе первенство в стаде. Таким образом, в лице быка как бы приносился старый в жертву новому, чтился мировой порядок.