Присуха заплакал. Он плакал, давая разрядку закаменевшим нервам. И еще от радости. В который раз он уходил от смерти. Но впереди его ждали мины, и он перевернулся на спину и поднял руки вверх, давая отдохнуть затекшим мышцам.

На востоке темнело. Но еще были видны вешки, которыми Присуха обозначал проход.

Он выполз к можжевеловому леску через час с небольшим.

— Есть проход, товарищ капитан…

— Что у тебя с губами?

— Железо маленько пришлось пожевать, до свадьбы заживет.

— Сюрприз?

— Хуже… Ударник выскочил, стойф ржавый был.

— Спасибо, Коля…

Седой обнял Присуху.

— Рот прополощи раствором марганцовки. И выпей сто граммов спирта, считай, что орден получил…

* * *

Солнце утонуло за гребнями гор, и Седой почувствовал, как вращается земля. Он стоял, широко расставив ноги, и рассматривал в бинокль зеленый оазис и примыкавшую к нему невысокую гору, поросшую редким леском.

Они проникли в долину и вышли к подножию этой горы, которую Присуха окрестил Пеликаном. Сходство было приблизительным, но на карте ей названия не было, и Седой кивком подтвердил горе кличку. Названия не было, зато была помечена пещера. Гора оказывалась как бы полой. «Да, — думал Седой, — немцы нашли для склада место — лучше не придумаешь».

— Нужно искать дорогу, — сказал Долгинцов, — если склад здесь, то должна быть дорога.

— Как ее найдешь на этом камне? — бормотнул Веретенников. — Здесь везде дорога.

— И все же, — нахмурился капитан, — собирайся, отряхни пепел с крыльев и собирайся на работу.

— Придумали, — обрадовался сержант.

— Нет. Ничего не придумал. Просто знаю, что дорога должна быть.

Проселок обнаружил Джанич. Он выпросил у Седого бинокль и куда-то исчез. Оказывается, Мирчо выбрал самую высокую точку в хаосе скал, взобрался туда и разглядел-таки темную ленту на светлом каменистом полотне.