Теперь у меня оставалась только ложная надежда. Я впал в одержимость маленькой «Книгой мертвых», которую дал мне Квелч. Я начал отчаянно изучать все слова и ответы, что должны были открыть мне легкий путь в потусторонний мир. Бог понял природу моего мучения так же глубоко, как Паганини понимал свою скрипку. Убедив себя в реальности этой загробной жизни, я мог бы обрести отвагу, чтобы выбрать смерть. Я не должен был спать. Мои глаза, отказываясь понять, что им осталось жить несколько часов, начали моргать и закрываться. Последние минуты зрения будут для меня и последними минутами одиночества. Завтра я присоединюсь к другим в яме, оказавшись на попечении евнухов и гермафродитов, пока не вылечусь или не стану неизлечим, и тогда мое лицо сгниет, покрытое черными мухами, как телячья голова на рынке. Я видел таких существ, все еще живых, в саду Бога.

Даруйте вы, чтобы я мог прийти прежде вас, ибо я не совершил греха, не творил мошенничества, я не причинял вреда и я не лжесвидетельствовал; вот почему да не будет мне причинено ничего дурного. Я жил истиной, я питался правдой, я претворял распоряжения людей и вещи, которые угодны богам. Я чист моими устами, и я чист моими руками, вот почему да будет сказано мне теми, кто увидит меня: «Приходи с миром, приходи с миром». Я сотворил моления богам, и я знаю вещи, которые принадлежат их телам. Я пришел, странствуя, долгим путем, чтобы принести праведное свидетельство и повесить коромысло весов на его опорные стойки в Аукарт. Я чист, мои наружные части тела очищены тем, что приносит очищение, и мои внутренние части тела были погружены в озеро Истины. Нет ни одного члена моего тела, который бы не обладал истиной. Я питаю отвращение к противным вещам. Я не стану есть того, что мне отвратительно. То, что я ненавижу, — нечистота: я не стану есть ее. Я не буду уничтожен умилостивительными жертвоприношениями и погребальными яствами. Я не приближусь к нечистоте, чтобы тронуть ее руками, я не буду ступать на нее моими подошвами[531]. Не дай мне выпить щелок, не дай мне вслепую войти в загробный мир…

В результате этого чтения я получил хотя бы смутное понятие о том, что имел в виду Бог, когда сказал мне: однажды я буду мечтать о смерти так же сильно, как мечтает Он. Ибо я — бог смерти и мне не дозволено почить. Я не сомневался, что Его предсказание сбудется и скоро я стану тосковать по смерти так, как когда-то тосковал по невесте. Может, здесь и скрыта тайна Египта? И для этой нации радости жизни по-прежнему были просто преддверием радостей смерти? Предпочитая смерть жизни, ислам способствует процветанию варварства. Что это, как не глубокое извращение древней египетской веры?