— Ты, однако, не захотел бы стать ни Красным корсаром, ни Зеленым, — возразил ему баск, — а потому не забивай мне уши своей вечной болтовней.

— Но этой своей болтовней я завел тебя слишком далеко. Гасконцы много говорят, но и делают тоже много.

— А баски разве ничего не делают?

Дон Баррехо хмыкнул пару раз и рассмеялся.

— Ах ты мошенник!.. Когда я открою новую гостиницу, найду тебя и сделаю все возможное, чтобы отрезать тебе ухо.

— Ты стал людоедом, приятель? А что ж тут удивительного? Мы же находимся в краю бывших пожирателей человеческого мяса.

Добрый баск вместо ответа весело рассмеялся. Де Гюсак последовал его примеру.

На следующий день отряд прибыл в большой племенной корбет, то есть большую деревню, железной рукой властвовавшую над прочими, меньшими, селениями огромной страны. Прием, что легко себе представить, был восторженным.

Тысячи и тысячи воинов сопровождали до большой королевской хижины внучку усопшего великого касика, выказывая признаки самой безумной радости.

Флибустьеров разместили в других жилищах, предоставив им право пользоваться любой едой, которую они там найдут.

На третий день после прибытия отряда, согласно обычаю, в присутствии всех вождей деревни графиню и флибустьеров привели в обширную пещеру, где находились кучи золота. Великий касик оставил внучке миллионы пиастров в золотом песке и самородках.

По чистой случайности дон Баррехо при виде таких богатств не сошел с ума.

Теперь надо было доставить эти сокровища до побережья, но здесь хватало людей, чтобы соорудить ящики или выдолбить стволы деревьев, а после превратиться в носильщиков.

Впрочем, Мексиканский залив был близок, и флибустьеры могли воспользоваться реками, тем более что индейцы предоставили в их распоряжение достаточно лодок, чтобы на них могли разместиться все пришельцы вместе с сокровищами.

Еще через три дня графиня, уже достаточно цивилизованная, чтобы жить среди дикарей, назначила своего наследника; им стал знаменитый воин, близкий друг великого касика.

Наконец, пробил час отправления. Наследство, аккуратно закрытое в полых стволах деревьев, положили на большие пироги; за весла сели могучие туземцы, не боявшиеся быстрин и порогов.

Тысячи растроганных индейцев пронесли к реке свою королеву, которую им наверняка не суждено будет больше увидеть.

Расставание было печальным. Даже неотесанные флибустьеры, привыкшие относиться к индейцам как к диким зверям, и те выглядели растроганными не меньше дикарей.

Пять дней спустя лодки наконец-то достигли вод Большого Мексиканского залива.[122]