Светлый фон

Такер знал: военные психологи объясняли это его врожденное качество полученной в детстве психологической травмой. Выросший в Северной Дакоте, он рано осиротел – его родители стали жертвами пьяного водителя. Мальчика оставили на попечении деда, у которого, когда Такеру было тринадцать лет, случился сердечный приступ. От деда он попал в приемную семью. За годы сиротства Уэйн научился «читать» других людей. Это был его способ выживания, он чувствовал их настроение и действовал соответственно. Такое хаотичное, отрывочное воспитание не только отточило его эмпатические навыки, но и научило всегда и везде рассчитывать в первую очередь лишь на самого себя.

И все же для Такера все сводилось к чему-то гораздо более простому. Эту мысль лучше всего выразил Зигмунд Фрейд, сказав: «Я предпочитаю общество животных обществу людей. Да, дикое животное жестоко. Но быть беспощадным – это привилегия цивилизованных людей».

Эта последняя фраза многократно была подкреплена за десятилетие службы Такера в армии. Поле боя часто раскрывало и лучшее и худшее в человеке, а иногда и то, и другое одновременно. Это касалось и его самого.

Такер вновь представил мелькание ножей в воздухе, отнимающих жизнь у однопометника Кейна…

Он прогнал это воспоминание и шагнул к внедорожнику «Джип Рэнглер». Перед тем как выехать из проката, по его просьбе с внедорожника сняли двери и крышу, оставив, по сути, одну голую раму. Снаряжение хранилось в багажнике. Он быстро натянул запыленные джинсы и рубашку цвета хаки с короткими рукавами. Сунув ноги в пару потрепанных походных ботинок «Тимберленд», мельком увидел себя в одном из боковых зеркал.

Он не сразу узнал себя в отражении. На него смотрел мужчина лет тридцати с небольшим – лицо слишком молодое, взлохмаченные светлые волосы, поджарое мускулистое тело, больше подходящее для квотербека, чем для лайнбекера. Казалось, Уэйн смотрит на некую более юную версию самого себя. Он чувствовал себя гораздо старше, чем это молодое, без единой морщинки, лицо в зеркале. Но глаза, что смотрели на него… их он узнал сразу, по их зловещему сине-зеленому блеску. Одеваясь, Такер скользнул взглядом по шрамам, которыми было исполосовано его тело, отметинам старых пулевых ранений на плече и верхней части бедра.

Рука невольно коснулась маленькой черного отпечатка собачьей лапы, вытатуированного на левой руке ближе к плечу, этого вечного напоминания о погибшем Авеле. Поморщившись, он достал из задней части «Джипа» ветровку цвета хаки, которую натянул поверх рубашки, словно, прикрыв татуировку, уменьшил бы эту боль.