Джессика недовольно посмотрела на голосящий ящик и невольно задержала взгляд. Здание из красно–коричневого кирпича на экране, увенчанное высокой квадратной башней с колокольней и опоясанное изящной колоннадой, чем–то неуловимо напомнило венецианский дворец Дожей, который Джессика видела, путешествуя по Италии ещё студенткой.

— …имя этого великого человека — Малколм Фриз! Именно доктору Фризу год назад вручили Нобелевскую премию по медицине, а сейчас он покорил комитет достижениями в физике, химии и литературе…

Молодой репортёрс порозовевшими от мороза щеками эмоционально жестикулировал и скороговоркой выплёскивал слова, приплясывая на ступеньках. Какая–то внутренняя пружина не давала ему стоять на месте.

— Па–ап, можно я вырублю твою шарманку, говорить совершенно невозможно?!

— Конечно–конечно.

Джессика распахнула окно и, подняв валяющийся под ногами пульт, нажала на кнопку выключения.

— Просто ужас, до чего ты себя довёл, — вздохнула она, перестёгивая пуговицы на перекошенной рубашке отца. — Сходи умойся и хоть немного приведи себя в порядок, а я тут приберу слегка.

Трекер кивнул и послушно направился в ванную. Вернувшись, он с удивлением отметил, что занавески задёрнуты, свет выключен, а на столе красуется праздничный торт с горящими свечами.

— С днём рожде–енья–а те–ебя–а, с днём рожде–енья–а те–ебя–а, с днём рожде–енья–а, ми–илый па–а–па, с днём рожде–енья–а те–ебя–а-а… — бойко запела дочь.

— У–у–у! Совсем забыл!

— Сегодня десятое декабря, тебе пятьдесят восемь стукнуло.

— Спасибо, милая. Вишнёвый?

— Как всегда, — улыбнулась Джессика.

— Какая же ты у меня красавица! — Алан покачал головой. — Надо же, будто только от Харви Николза[1] вышла.

— Нравится, да? — Джессика сверкнула жемчужной улыбкой и сделала оборот вокруг себя. — Я теперь всегда так должна выглядеть — мне в газете собственную колонку выделили. Буду со всякими знаменитостями встречаться и о светских новостях писать.

— Поздравляю! Жаль, мамы нет с нами.

Трекер отвёл взгляд и незаметно смахнул появившуюся слезу.

— Хватит, пап, совсем уже съел себя. Не виноват ты в этом.

Сознание Алана снова пронзил визг неисправных тормозов и грохот страшного удара. В тот проклятый вечер именно он сидел за рулём злополучного лимузина.

Почему, почему он тогда ничего не сделал, не предотвратил этот ужас?!