Маттера открыл книгу и снова прочел последние строки того, что Тейлор написал о Баннистере:
«
Для Маттеры эти слова звучали как предупреждение тем, кому хотелось бы стать пиратом. И написано оно было под диктовку, в угоду властям.
– Так что же, по-вашему, с ним произошло? – спросил Кречмер.
Чаттертон предположил, что Баннистер, возможно, взял себе новое имя, подобрал новый экипаж и снова стал пиратствовать, захватывая еще бульшие по размеру суда и, может быть, переместившись в Средиземное море или к восточному побережью Северной Америки.
Маттере казалось, что Баннистер мог стать капитаном большого китобойного судна и иметь в такой ипостаси даже более серьезного противника, чем английский королевский военно-морской флот.
– А может, он отошел от дел и, снова став английским джентльменом, зажил спокойной жизнью в доме на берегу моря, – сказал Кречмер.
Чаттертон и Маттера задумались над этим вариантом судьбы Баннистера. Они посмотрели на пролив. При лунном свете им было видно, как волны катятся над обломками затонувшего корабля Баннистера.
Затем оба компаньона в один голос сказали:
– Нет, такой вариант отпадает.
Эпилог
Эпилог
Работа на груде балластных камней возле острова Кайо-Вихия продолжалась и выполнялась очень тщательно. Все обнаруженные ныряльщиками артефакты относились к эпохе, в которую плавало «Золотое руно». За два последующих месяца Чаттертон, Маттера, Боуден и их экипажи нашли золотые обручальные кольца, серебряные и бронзовые монеты, маленькую золотую статую, абордажные топоры, множество бисера, латунный ствол, ножи, курительные трубки (на рукоятке некоторых из них были выцарапаны инициалы владельца), драгоценности, фарфор и красивую маленькую бронзовую статую, изображающую английского джентльмена в высокой шляпе, который держал в руках мушкет с кремневым замком, а рядом с ним в выжидающей позе стояла его собака. Ныряльщиков тешила мысль о том, что статуэтка эта, возможно, принадлежала самому Баннистеру.
Экипажи горели желанием поднять со дна и почистить побольше таких артефактов. Почерневшие блюда из делфтского фарфора, если их вымыть теплой водой с туалетным мылом, показывали свои настоящие цвета: голубой и белый, голубой и желтый, а также – реже всего – красный и черный. Вся эта посуда была изящной и ценной: она, если учесть, откуда она взялась, стоила, наверное, по три тысячи долларов за штуку, а может быть, и больше. В одной оловянной миске, после того как ее слегка ополоснули, были обнаружены куски недоеденной каши. Музеи и аукционные дома с удовольствием приобрели бы любой из этих предметов. Коллекционеры заплатили бы за них немалые деньги. Мало кому удавалось приобрести добро, когда-то награбленное пиратами, и никто не знал, появится ли еще когда-нибудь такая возможность.