– Говори, что хочешь.

– Ну да, но будешь ли ты слушать?

– Если ты будешь говорить, мне придется слушать, я же не могу оглохнуть.

– Хорошо-хорошо… Долл… только не сердись, дорогая!

– Ох, Эрнест, ты меня утомил! Говори уже – и покончим с этим.

– Ладно. На этот раз, Долл, я буду говорить прямо. Вот что. В последнее время я был настолько самонадеян, что мне показалось, будто ты… ну… не совсем равнодушна ко мне. Долл, я ведь слеп, как летучая мышь. Я хочу спросить тебя прямо – это правда или нет? Ответь честно, Долл, потому что я не могу посмотреть тебе в глаза, чтобы увидеть там ответ.

Дороти сильно побледнела при этих словах и с невыразимой нежностью посмотрела на Эрнеста. Вот и пришел этот миг…

– Почему ты меня об этом спрашиваешь, Эрнест? Нравишься ты мне или нет – совершенно неважно, потому что я тебе не нравлюсь.

– Ты не права, Долл, но я скажу, почему я об этом спрашиваю. Это не просто любопытство, поверь. Ты ведь знаешь всю историю моей жизни, Куколка, по крайней мере – большую ее часть. Ты знаешь, как я любил Еву и как отдал ей все, что только может отдать глупый юнец слабой женщине, – отдал так много, что мне больше никогда не вернуть утраченного. Она меня иссушила. Я ее потерял – разумеется, в этом мире, но, возможно, и во всех иных мирах, если они существуют, хотя я не думаю, что люди там живут как-то иначе. Леопард не может избавиться от своих пятен, ты же знаешь! Счастье всей моей жизни было разрушено без права на возрождение, и этот факт нужно просто принять, так же как факт моей слепоты, например. Физически и морально я искалечен и конечно же не могу в таких обстоятельствах просить женщину выйти за меня на основании каких-то моих достоинств – их нет. Но если ты, дорогая моя Долл, как мне иногда и казалось, так страстно заботишься о столь бесполезном человеке, то дело приобретает несколько другой оттенок.

– Я тебя не понимаю. Что ты имеешь в виду? – тихо спросила Дороти.

– Я хочу спросить тебя, возьмешь ли ты меня в мужья?

– Ты не любишь меня, Эрнест. Я буду тебя раздражать.

Он нащупал ее руку и взял обеими своими. Дороти не сопротивлялась.

– Дорогая моя! Я никогда не смогу подарить тебе такую же любовь и страсть, какую отдал Еве, потому что, спасибо Господу, человеческое сердце способно на такое сильное чувство лишь однажды в жизни – но я могу подарить и подарю тебе самую нежную и верную любовь, какую только способен дать муж жене. Ты мне очень дорога, Долл, хотя и совсем иначе, чем Ева. Я всегда любил тебя как сестру и думаю, что буду тебе хорошим мужем. Но прежде, чем ты ответишь мне, я хочу, чтобы ты в точности понимала все насчет Евы. Женюсь я или нет – боюсь, что никогда полностью не смогу выбросить ее из головы. Когда-то я уже думал, что меня излечит любовь – плотская любовь – к другим женщинам, знаешь – клин клином вышибают и все такое… Но это было ошибкой. Меня хватало на два-три месяца, а потом прежние мысли одолевали меня с новой силой. Кроме того, скажу совсем честно – я не уверен, что сам хочу избавиться от них. Тоска по этой женщине стала частью меня самого. Я уже говорил, она – моя злая судьба, мне не избавиться от нее. Теперь, дорогая Долл, ты понимаешь, почему я спросил о твоих чувствах ко мне, прежде чем попросить выйти за меня? Я скорее обуза, чем нормальный человек, но если ты решишься… это будет твое решение.