– Как скорого?

– Это, черт подери, я сам решу. – Лицо Армстронга стало жестким. – Я не состою у вас в подчинении, и что я делаю, когда прихожу и ухожу, не вам решать. Просто проследите, чтобы мой доклад находился в сейфе, пока у вас не будет оказии с диппочтой, чтобы срочно отправить его в Лондон, и держите свой чертов язык за зубами.

– Обычно вы не бываете таким грубым или несдержанным. Что, черт возьми, происходит, Роберт?

Армстронг молча вышел из кабинета, спустился по лестнице и вышел на холод снаружи. День был пасмурный и обещал новый снегопад. Он двинулся по людной улице. Прохожие и уличные торговцы притворялись, что не замечают его, принимая его за советского, и осторожно продолжали заниматься своими делами. Хотя он был настороже, пытаясь выяснить, есть ли за ним слежка, голова его была занята обдумыванием способов и методов решения проблемы, которой стал Хашеми. Времени консультироваться с руководством у него не было, да и настоящего желания тоже. Они бы просто покачали головами: «Боже милостивый, наш добрый друг Хашеми? Отправить его к праотцам по подозрению в устранении Талбота? Сначала нам понадобятся доказательства…»

Но никаких доказательств никогда не будет, и они не поверят про убийц из «группы четыре» или про то, что Хашеми считает себя современным Хасаном ибн аль-Саббахом. Но я-то это знаю. Вспомни, как Хашеми едва не лопался от радости по поводу убийства генерала Джанана. Теперь ему предстоит насадить на вертел рыбу покрупнее. Вроде Пахмуди. Или всего Революционного комитета, кто бы они ни были – интересно, он их уже вычислил? Станет ли его мишенью и сам имам? Трудно сказать. Но так или иначе он заплатит за старину Талбота – после того, как мы получим Петра Олеговича Мзитрюка. Без Хашеми у меня нет никаких шансов добраться до него, а через него – до этих вонючих предателей, которые, как все мы знаем, действуют на самом верху Уайтхолла, боссы Филби, четвертый, пятый и шестой человек – в кабинете министров, в Эм-ай-5 или в Эм-ай-6. Или сразу во всех трех.

Его гнев превратился в одержимость, вызывая головную боль. Столько хороших людей преданы. Ощущение пистолета в руке доставляло ему удовольствие. Сначала Мзитрюк, думал он, потом Хашеми. Все, что осталось решить, это когда и где.

Бахрейн. Международный аэропорт. 16.24. Жан-Люк говорил по телефону в кабинете Матиаса:

– …Нет, Энди, у нас тоже ничего. – Он взглянул на Матиаса, который слушал его, и мрачно показал оттопыренным большим пальцем вниз.

– Чарли вне себя, – говорил Гаваллан, – я только что беседовал с ним по телефону. Чертовски досадно, но мы ничего не можем поделать, только ждать. То же самое по Дюбуа и Фаулеру… – Жан-Люк слышал в голосе Гаваллана огромную усталость.