На следующий день Финан принес мою кольчугу, Осиное Жало и пояс, на котором висели ножны от Осиного Жала, принес сапоги и мой помятый старый шлем. К числу потерь относились порванная кольчуга, исчезнувший амулет и Вздох Змея.
— Господин, это мы сняли с убитого. — Финан положил Осиное Жало и шлем на кровать.
Я порадовался, что это был не мой лучший боевой шлем с серебряным волком на гребне, потому что тогда волк Беббанбурга был бы поруган.
— Шести или семи ублюдкам удалось ускользнуть, — продолжил ирландец.
— Со Вздохом Змея.
— Да, со Вздохом Змея. Но мы обязательно вернем его.
На это я ничего не ответил. Осознание моей неудачи было слишком острым, слишком сильным. О чем я думал, отплывая из Беббанбурга? Что смогу пронизать королевство западных саксов и вырезать гниль из самого его сердца? Враги оказались сильны. За Этельхельмом стоит армия, у него есть союзники, его племянник — король Уэссекса. Мне повезло, что удалось уйти живым, но стыд поражения терзал меня.
— Сколько убитых? — спросил я у Финана.
— Мы прикончили шестнадцать ублюдков, — радостно доложил он. — И взяли девятнадцать пленников. Двое мерсийцев мертвы, еще несколько тяжело ранены.
— Ваормунд, — произнес я. — У него Вздох Змея.
— Мы вернем меч, — снова пообещал Финан.
— Вздох Змея, — вполголоса проговорил я. — Его клинок был выкован на наковальне Одина, раскален в огне Тора и охлажден в крови врагов.
Финан посмотрел на Бенедетту, та пожала плечами, как бы допуская, что я брежу. Возможно, так оно и было.
— Ему нужно поспать, — сказала она.
— Нет, ему нужно сражаться, — возразил Финан. — Он — Утред Беббанбургский. Ему не пристало валяться в постели и жалеть себя. Утред Беббанбургский облачается в доспехи, препоясывается мечом и несет смерть своим врагам.
Ирландец стоял на пороге комнаты, солнце горело у него за спиной.
— У Мереваля тут пять сотен воинов, которым нечем заняться. Они болтаются тут, как дерьмо в ведре. Пора повоевать.
Я не ответил. Тело мое болело. Сердце болело. Я смежил веки.
— Мы дадим бой, — заявил Финан. — А потом вернемся домой.