— И знамени тоже нет, — пробормотал он.

— Что?

— На башне не поднят дедушкин стяг. Ты прав. Его здесь нет. — Роберт испытал горький укол разочарования. Получив письмо деда в Вестминстере, он отправил впереди себя одного из своих оруженосцев с сообщением для старого лорда, что вернется домой примерно через месяц. Теперь он думал, уж не задержало ли что-либо гонца с его письмом, потому как не мог же дед уехать, зная, что они вот-вот должны вернуться? Роберт обернулся, услышав, как в одном из зданий отворилась дверь. Когда оттуда вышла молодая женщина с ведром в руках, он окликнул ее. — Где лорд Аннандейл?

Служанка остановилась, глядя на группу усталых и измученных мужчин.

— Он ожидает вас, сэр?

— Нет, но он примет меня.

Служанка нервно сжимала ручку ведра.

— Он сказал нам, что более не будет принимать никого, сэр.

Роберт ощутил, как в груди у него поднимается раздражение. Он устал после долгого пути и хотел поскорее увидеться с дедом. Тишина во дворе и незнакомые лица прислуги навевали на него мрачные предчувствия. Неужели в его отсутствие произошло нечто непоправимое?

— Меня зовут сэр Роберт Брюс, граф Каррик. Я — его внук, — сообщил он женщине. — Как я уже сказал, меня он примет.

Глаза женщины испуганно расширились, но на лице отразилось еще большее смятение.

— Сэр… — начала она.

— Просто скажи мне, где находится лорд.

— Он умер.

При звуках холодного голоса, пронзившего его, как ножом, Роберт резко развернулся.

В дверях главной башни стоял его отец. Его широкоплечая фигура в черной, подбитой мехом накидке заполнила собой весь дверной проем. Жесткое лицо отца постарело, испещренное морщинами возраста и недовольства. В волосах, торчавших ежиком, обильно серебрилась седина. Не успел Роберт оправиться от шока при виде отца, как сказанные им слова проникли ему в самую душу.

— Умер? — пробормотал он, уже понимая, что это правда.

— Твой дед умер в марте. Я вернулся из Норвегии, чтобы принять на себя управление поместьем. — Взгляд прозрачных голубых глаз старшего Брюса переметнулся с Роберта на Эдварда, а потом скользнул по оруженосцам и коням. Отец некоторое время разглядывал Хантера, недоуменно хмурясь.

Равнодушие отца почти не задело Роберта, оно казалось лишь булавочным уколом в океане той боли, которую он испытал, узнав о смерти деда. Перед его внутренним взором всплыло морщинистое, властное и благородное лицо, серебряная грива волос, ястребиные глаза. За спиной послышался хриплый голос Эдварда, приветствующего отца. Роберт не мог говорить. Слова застряли у него в горле. Отягощенные горем и печалью, они превратились в невнятные, жалкие звуки. Он чувствовал, как они стараются освободиться и рвутся наружу. Сделав над собой усилие, он пробормотал: