Бу-бух!

Ах вот оно что! Дядька-то в латах. Вот почему я о кузнице подумал! Как они еще ноги себе не отбили? Башмаки, конечно, тяжелые, и подметки деревянные…

– Не трогайте его, сеньоры! Сеньор, сеньор, заступитесь!

Вот и дама! Да не простая, в дорожной маске [8], плащ не какой-нибудь, генуэзский, сразу видно. Неужели без слуг? Ага, и слуга имеется, вон он, к стеночке прижался, мешать не хочет…

Бу-бух!

Служаночка-козочка тоже подальше отошла, глазенками лупает, а папаша Молинильо, само собой, за стойкой, кружки протирает. И не видит ничего, и не слышит…

– Сеньор, сеньор, ради Девы Святой, вмешайтесь, они же его убьют!

Кажется, это мне. Я даже оглядываться не стал. Хватит с меня и Задницы. Мне бы кружку кислятины здешней пропустить да Куло подковать…

– Сеньор!!!

– Ладно! – вздохнул я. – Эй, парни, вы там прервитесь, мне пройти надо!

Прервались. Прервались – и плохо так на меня посмотрели.

Они – на меня. Я – на них.

Все ясно, гуртовщики из Месты [9]. И одеты сходно, и плащи-сайяли в углу грудой свалены. Это мне все ясно. А им?

– Тебе что, парень, тоже захотелось?

– Мне? – восхитился я.

Дагу, что у пряжки висит, даже поправлять не стал. Не слепые, заметят. И дагу, и белый платок на голове, и поясок-агухету с бляшками, и серьгу в левом ухе – серебряную.

– А-а, с Берега, что ли? Ну, проходи! Эй, ребята, пошли хлебнем по кружечке!

Заметили! Они, конечно, Места, ну, а мы – Коста [10]. Тоже не сушеные тараканы.

Звякнуло, грюкнуло. Этот дядька, который в латах, отползти пытался. Поглядел я на него…

– А ему нальем?