– Да… Процесс через три дня. Франсуа, я догадываюсь, на что похоже мое поведение…
– Помилуйте, – попытался вставить я, но девушка резко мотнула головой:
– Дайте сказать! Я веду себя как ненормальная… Но я и есть ненормальная, мне некуда идти и…
– Еще граппа?
Молодой ирокез жив, значит, в любом случае не все потеряно. Немного успокоившись, я налил еще полкружки, и Юлия, выпив залпом, откинулась на спинку, сняв бесполезные очки.
– Ну и гадость! Нет, не поможет… Мне надо искупаться в спирте… Нет, и это не поможет… Простите, ради бога! Только не прогоняйте! Не могу никого видеть, кажется, все уже все знают, тыкают в спину пальцами… Господи, как это омерзительно!..
Я закурил и отошел в сторону. Что бы ни случилось, ей следует выговориться. Иначе будет еще хуже. Было ясно – она на пределе, еще немного, и нервы не выдержат…
Внезапно Юлия рассмеялась – нервно, хрипло:
– Никогда не думала, что все это так мерзко! Мне казалось, что профессия врача все же делает людей более… Не знаю, циничными, что ли? А я – как горничная из хорошего семейства…
Смех оборвался, девушка застонала и внезапно закрыла лицо ладонями.
– Наверно, это называется истерика… Франсуа, пожалуйста, не смотрите на меня! Я, конечно, зря сюда пришла, но мне стало страшно, я не могла…
Она резко встала, подошла к окну и, рванув ставню, глубоко вздохнула.
– Душно… Вы что, никогда не проветриваете? Что вы за человек, Франсуа Ксавье! Иногда вы так можете разозлить…
Я не сдержал усмешки, благо девушка стояла ко мне спиной. Пусть говорит!
– Ладно, слушайте! – Она вновь присела и, схватив ни в чем не повинную папелитку, бросила ее обратно в коробку. – Все равно я должна кому-то рассказать, можете, если хотите, смеяться – только потом, не при мне. Наверно, со стороны это действительно смешно. Горничная впала в истерику…
Она помолчала, затем резко мотнула головой:
– Ладно, слушайте исповедь горничной! Альфонс мне как-то читал одну пьесу, немецкую, кажется. Очень похоже! Только я не умею произносить монологов… В общем, так. Я говорила с Дантоном, говорила с Шометтом… Знаете такого?
– Прокурор Коммуны, – кивнул я. – Кажется, он не любит гражданина Дантона.
– Не любит… Но сказал то же самое, только не так вежливо. У Альфонса нет ни малейших шансов. Никаких! Понимаете?
Она перевела дыхание, схватила кружку, но тут же отставила ее в сторону.