Вавилон не отпускал беднягу Илочечонка.

* * *

— Pax vobiscum, дети мои! Да благословит Господь яства и питие, равно как пошлет нам удачу на поле бранном…

Слава Богу!

Я вернулся к костру, возле которого — наконец-то! — собралась моя маленькая армия. Поп, еретик и мятежник. Хороша компания!

Сразу? Или лучше объяснить? Нет, сразу!

— Синьоры! Этой ночью, прямо сейчас, вы должны покинуть казацкий табор. Королевский лагерь рядом, вас примут.

Мертвое молчание было мне ответом. Шевалье и брат Азиний смотрели с изумлением. Во взгляде сьера Гарсиласио светилась ненависть.

— Вы меня поняли? Уходите немедленно! Сейчас же!

Тишина. Переглядываются. Думают. Не понимают.

— Дорогой друг, а вы?

— Отчего же, монсеньор?

— И не надейтесь!

Прорвало!

Я подождал, пока они выговорятся. Время еще было — до рассвета. Наконец все трое умолкли. Итак, придется объясняться.

— Завтра будет бой. Почти наверняка ребелианты потерпят поражение. Более того, уйти им не дадут. Король не сможет сдержать шляхту, а когда начнется резня, никто не будет просить вас показать нательный крестик. Не хотел бы напоминать вам, синьоры, но еще в Риме вы обещали мне во всем повиноваться!..

…Десять дней назад нунций Торрес опоясал Яна-Казимира мечом, присланным из Рима. Говорят, его тоже освятили на Гробе Господнем.

Меч — приказ, простой и понятный. Не щадить, не миловать!

Гроб Господень, ты все терпишь!

— Но, мой друг! Черкасы почтили меня доверием, и было бы не по-рыцарски сие доверие обмануть. Ma foi! Надо же всыпать проклятым татарам! Да и без вас, дорогой Гуаира, я никуда не пойду!..