Анджела Годвин».

Я вытащил снимок из конверта и разглядел цветную фотографию миловидной, умненькой на вид девочки, большеглазой, с нежным, застенчивым, еще не определившимся лицом. Скомкав ее послание, я сунул его в мягкую золу в камине. Было и еще несколько писем, но я почувствовал, что на сегодня с меня хватит.

Я вышел поглядеть, что еще надумало это отвратное море. Оно было спокойное, гладкое, скользило между скал, как масло. Я дошел до Миннова Котла, постоял на мосту. Было время отлива, вода уходила из Котла крутящимся вихрем торопливых вспененных волн, а потом, дальше от берега, этот белый поток поглощала более спокойная синева. Я глянул вниз. Какая глубина, как круты и гладки стены! Никакая земная сила не могла бы вытащить меня из этой бездны. А между тем я оттуда выбрался, я жив, а бедный Титус, что с таким увлечением нырял и плавал, — умер. Я добрался по камням до башни, спустился к ступеням. Гладкие волны вздымались и опадали, но не слишком бурно, час был удобный, железный поручень доставал до самой воды. Я ощутил во всем теле, если еще не в душе, проблеск жизни, давно знакомый, сродни сексуальному, мгновенный страх, как перед прыжком с той высоченной вышки в Калифорнии или когда с разбегу окунался в леденящую воду у берегов Ирландии.

Дрожа от волнения, я сорвал с себя одежду и ступил в воду. Обжигающий холод, потом тепло, потом ласковая сила поднимающих меня спокойных волн — все это до ужаса напомнило счастье. Я стал плавать, ощущая одиночество моря и то особое чувство, теперь осознанное как чувство смерти, которое оно, казалось, всегда в меня вселяло. Не то чтобы я хотел умереть или боялся утонуть. Мои крепкие руки и ноги работали в лад с движением воды, мне дышалось легко, небо надо мной было синее, и везде солнце, и так близко от себя я видел горизонт подступающих волн, сильных и ласковых, увенчанных чуть растрепанными ветром гребешками. Волны играли со мной. Я плавал и лежал на спине, пока не стало холодно, а тогда вылез на берег и, забрав одежду, голый пошел домой.

Море вернуло мне аппетит, и когда, по моим расчетам, подошло время второго завтрака, я разогрел остатки бульона, открыл банку сосисок и банку кислой капусты. Я почти решил, что завтра съезжу в Лондон. Почти решил позвонить Джеймсу на случай, что он еще не уехал, и даже нашел его номер и записал на бюваре возле телефона. Я почти решил позвонить таксисту и попросить его отвезти меня на станцию к утреннему поезду. Солнце пригревало, но меня познабливало после купания, и я надел свой белый ирландский свитер. Достал чемодан и уложил в него кое-что из одежды. Даже отправился в книжную комнату выбрать книгу, чтобы почитать в дороге. Вспомнил, что в планы моего одинокого житья входило регулярное чтение, но что я не открывал книги с самого приезда в Шрафф-Энд. Я стал перебирать книги. Джеймс просматривал их, Титус на них спал. Мне требовалось что-нибудь жутковатое и захватывающее. Сгодилась бы даже порнография, только порнографию я, честно говоря, не выношу. В конце концов я выбрал «Крылья голубки»,[34] тоже повесть о смерти и моральном крушении.