– Однако вправду ли их перевес так велик? – продолжил Константин. – Да, у них много людей. Но мы видели, как они атакуют, крича, будто животные, без мастерства или истинной храбрости. Мы снова и снова отбрасывали их, в каждом месте, которое они пытались штурмовать. Они обрушили своими пушками наши стены – и все равно не могут пробить их. И этой ночью их вновь ждет неудача.
Он заговорил тише.
– Мы знаем, что это их последняя атака. Мы знаем, что многие враги – возможно, большинство – отчаялись. Им известно, что наш город еще ни разу не был взят осадой, что их рабские армии тысячу лет разбивались о наши стены. Двадцать лет назад я видел, как армия больше этой, под предводительством великого Мурад-хана, раз за разом атаковала нас и потерпела неудачу. И его неопытный сын тоже потерпит неудачу этой ночью.
Император вновь возвысил голос, посмотрел на стоящих перед ним людей.
– Ибо смотрите, с кем он посылает сражаться своих рабов. С цветом христианской аристократии из всех стран мира. Греческие дворяне, чьи фамилии звучали в этом городе со дня его основания. Нотарас, Кантакузин, Ласкарь и бесчисленные другие. Неустрашимый Минотто, байло венецианцев, который вместе с тремя бесстрашными братьями Бокьярди из той же страны защищает мой дворец, в то время как его соотечественники – Диедо, Контарини и остальные – стоят на всех стенах. Люди из многих других стран – Каталонии, Крита… И даже, как я узнал, – на его губах мелькнула улыбка – мой верный инженер, Джон Грант из Шотландии.
Он сделал паузу.
– И хотя я не возношу его и его соотечественников над остальными, надеюсь, никто не обидится, что я называю его имя последним. Лев нашей обороны, бастион, мимо которого не пройдет ни один турок, лучший воин великой Генуи – Джованни Джустиниани Лонго.
Он подошел к краю помоста, наклонился, положил руку на плечо генуэзца.
– Восторжествуем ли мы этой ночью, друг мой?
– Не сомневаюсь, господин, – прорычал Джустиниани. – К утру ваши турецкие маргаритки будут скошены нашими клинками. Ради чести Господа и всего христианского мира.
– Да, – выпрямился Константин. – Ради чести Господа. И давайте не забудем последнего, величайшего из всех, кто будет сегодня сражаться за нас. Христос и все архангелы поднимают свои мечи рядом с нами. Святая Мать озарит нас своим сиянием. В нас – дыхание Господа Всемогущего.
По всей палатке звучало «аминь»; люди крестились каждый соответственно своей вере – слева направо католики, справа налево православные, наконец-то не замечая этой разделяющей разницы. За исключением, возможно, императора, который сейчас сошел с помоста. Толпа притихла.