Вернувшись на следующий день, Анна обнаружила Ирину в прежнем состоянии. Если боль немного и утихла, это можно было объяснить ночным отдыхом после приема успокаивающего травяного сбора. Ирина по-прежнему выглядела усталой и весьма раздраженной.

Позже Анна встретилась с ожидавшим ее Деметриосом, сыном Ирины. Он озабоченно поинтересовался состоянием здоровья матери. Анна легко могла понять, почему он привлек Елену.

– Как там мама? – требовательно спросил Деметриос.

– Думаю, ее снедают беспокойство и страх, – ответила Анна, стараясь не встречаться с ним взглядом, поскольку чувствовала, что ее совесть не совсем чиста.

– Чего же она боится? – Деметриос внимательно наблюдал за лекарем, скрывая любопытство под маской презрения.

– У каждого из нас есть свои страхи – как реальные, так и вымышленные, – ответила Анна. – Например, мы боимся, что, если начнется очередной Крестовый поход, Константинополь снова захватят. – Краем глаза она заметила, как он нетерпеливым жестом отмахнулся от ее слов. – Или что к союзу с Римом нас будут принуждать силой, – продолжила она, и на сей раз Деметриос остался неподвижным. – Мы опасаемся беспорядков и вспышек насилия в городе, – добавила Анна, тщательно взвешивая слова, – а также попыток узурпировать власть Михаила над Церковью. – Ее голос дрогнул. – Людьми, которые выступают категорически против союза с Римом.

Повисла напряженная тишина. Анна слышала, как в одной из соседних комнат слуга что-то уронил на покрытый плиткой пол.

– Узурпировать власть Михаила над Церковью? – спустя некоторое время переспросил Деметриос. – Что ты имеешь в виду? – Он заметно побледнел. – Михаил – император. Или ты хочешь сказать, что кто-то намерен узурпировать трон?

Сердце Анны бешено колотилось. Она встретилась с ним взглядом.

– Я?

– Это смешно! Занимайся медициной, – ощетинился Деметриос. – Ты ничего не знаешь о мире – и еще меньше о власти.

– Но что-то беспокоит вашу мать, – солгала она, лихорадочно придумывая, что бы еще сказать. – Что-то, что лишает ее сна и аппетита.

– Думаю, это лучше, чем приписывать ее болезнь какому-то греху, – сухо произнес Деметриос. Вдруг на его лице отразилась глубокая печаль. – Но если ты думаешь, что моя мать – трусиха, ты заблуждаешься. Я никогда не видел, чтобы она чего-то боялась.

«Конечно не видел», – подумала Анна. Страхи Ирины таились в ее душе, а не в разуме или теле. Как и большинство женщин, она боялась одиночества, боялась быть отвергнутой, боялась потерять мужчину, которого любила, боялась, что его уведет кто-нибудь вроде Зои.