Мы отсутствовали почти пять дней, прежде чем вернулись на остров. При подходе к берегу я внимательно рассматривал его в бинокль, но признаки жизни отсутствовали. Мы вошли в пролив и не успели бросить якорь в воду, как наш ялик уже стремительно понесся к берегу. Мы ничего не обнаружили, пока крик Белы Месароша не заставил нас посмотреть вниз, в сторону моря. У кромки воды лежал набитый мужской одеждой рюкзак. Рядом стояли ботинки и валялся бинокль, выставленные как будто на поверку. Мы нашли нацарапанное карандашом сообщение в откидном клапане рюкзака:
Через пять минут мы возвратились на борт и подняли якорь. Весь день и вечер мы прочесывали море в поисках пропавших товарищей, двигаясь зигзагами туда и обратно по их вероятному курсу, пока не стемнело. В итоге пришлось смириться с неудачей и с печалью отправиться домой. Как только мы добрались до порта, Бжелича и Хайнца объявили пропавшим без вести, считая погибшими. Это висело грузом на моей совести еще несколько месяцев, пока в начале 1918-го морское командование не получило телеграмму от швейцарского Красного Креста.
Британский гидроплан обнаружил днем 10 июля двух человек приблизительно в четырех милях от побережья Крита. Гидроплан приводнился, взял их на борт и доставил в безопасное место, предполагая, что они выжили после кораблекрушения. Они ослабели и обезумели от истощения, но продолжали возмущаться, что им не позволили закончить плавание, и тогда они «могли сказать, что им это удалось». Обоих заключили в лагерь для военнопленных и отправили домой в 1919-м.