Выше я упомянул, что мне часто приходилось подтягивать беднягу Квикега на верёвке, когда он время от времени из-за кручения и качки соскальзывал в воду и оказывался между китом и кораблём. Но угрожающая ему опасность быть раздавленным была не единственная. Акулы, неустрашимые, несмотря на ночную бойню, властно привлекаемые теперь только хлынувшей из туши кровью, – эти осатаневшие твари снова вились вокруг, точно пчёлы в улье.

И прямо среди акул стоял теперь Квикег, он даже отпихивал их иной раз в толчее ногой. Это может показаться просто немыслимым, если бы только не то обстоятельство, что занятые такой добычей, как мёртвый кит, акулы, во всех прочих случаях жизни готовые пожрать без разбора всё, что подвернётся, тут уж редко трогают человека.

Тем не менее, как нетрудно понять, поскольку всё это протекает не без их разбойничьего участия, здесь нужен глаз да глаз. Вот почему, помимо верёвки, на которой я время от времени выдёргивал беднягу из чересчур близкого соседства с пастью наиболее свирепой с виду акулы, была у него и другая защита. Устроившись за бортом в люльке, Тэштиго и Дэггу без устали размахивали у него над головой длинными фленшерными лопатами, поражая акул направо и налево. Вы не думайте, с их стороны это было в высшей степени любезно и благородно. Я знаю, они руководствовались исключительно соображениями Квикегова блага; однако в спешке, горя желанием облагодетельствовать его, когда и его, и акул наполовину скрывала вода, перемешанная с кровью, они своими неосторожными лопатами нередко рисковали отрубить скорее человеческую ногу, нежели акулий хвост. Но бедняга Квикег, когда он, задыхаясь и надсаживаясь, орудовал тяжёлым железным крюком, бедняга Квикег, наверное, только молился Йоджо, предавая жизнь свою в руки своим богам.

Ну что ж, милый мой друг и кровный брат, думал я, то травя, то выбирая «поводок» при каждом колыхании волны, какое это всё имеет значение, в конце-то концов? Разве ты не образ и подобие всех и каждого в китобойском мире? Бездонный океан, в котором ты задыхаешься, – это Жизнь; акулы – твои враги; лопаты – друзья; и положеньице у тебя, между теми и этими, не из приятных, мой милый.

Но смелей! тебя ожидает радость, мой Квикег. И вот, когда обессилевший дикарь с посиневшими губами и красными глазами вскарабкался наконец по цепям на палубу и стоит у поручней, весь мокрый и дрожащий, к нему приближается стюард и с ласковым сердобольным видом подаёт ему… что? Горячего грогу? Как бы не так! Он подаёт ему, о боги! подаёт кружку тепловатой, разбавленной имбирной водички!