Солет не пришел туда приветствовать его – очевидно, не хотел, чтобы у него рыльце было в пушку – но прислал одного из своих подчиненных, старого черного раба, провести Таиту мимо стражников и служить проводником. Хотя у Таиты был свиток папируса, который дал ему Солет, начальник стражи настоял на том, чтобы обыскать их, прежде чем позволил им пройти. Он приказал Хилто развернуть ковры и проткнул каждую складку концом копья. Наконец удовлетворенный, он махнул рукой: проходите.

Старый раб хромал впереди, ведя их через лабиринт узких проходов. Они шли, и обстановка становилась все более роскошной. Наконец они остановились перед искусно вырезанной дверью из сандалового дерева, охраняемой двумя огромными евнухами. Стражники пошептались со старым рабом и отошли в стороны, и Таита повел остальных в большую просторную комнату, благоухающую цветами, духами и дразнящим ароматом молодой женственности. Комната выходила на широкую террасу, с которой доносились звуки лютни и женские голоса.

Старый раб вышел на террасу.

– Великая, – сказал он дрожащим голосом, – пришел торговец с прекрасными шелковыми коврами из Самарканда, и он ждет вашу милость.

– Я видела достаточно хлама для одного дня, – ответил женский голос, и Нефер затрепетал от этих знакомых и любимых интонаций, так что его дыхание участилось. – Отошли их прочь.

Провожатый оглянулся на Таиту и с печальным лицом беспомощно развел руками. Нефер сбросил с плеча свернутый ковер, глухо ударивший о каменные плитки пола, шагнул к выходу на террасу и остановился. Он был одет в лохмотья, шея обернута грязной тканью, закрывавшей нижнюю часть лица. Виднелись только его глаза.

Минтака сидела на стенке парапета, а у ее ног сидели две девушки-рабыни. Она не взглянула в его сторону, а снова начала петь. Это была песня об обезьяне и осле, и Нефер чувствовал, как каждое слово сжимало его сердце, а сам глядел на милую округлость щек и наполовину отвернутого от него лица и на густые темные локоны, спадающие на спину.

Минтака вдруг оборвала пение и с раздражением посмотрела на него.

– Нечего стоять и глазеть на меня, наглый чурбан, – выпалила она. – Забирайте свой товар и уходите.

– Простите меня, великая, – он развел руки в мольбе, – я – всего лишь бедный дурак из Даббы.

Минтака вскрикнула и уронила лютню, затем прикрыла рот обеими руками. На ее щеках выступили ярко-красные пятна, и она уставилась в его зеленые глаза. Черный раб вынул кинжал и, пошатываясь, пошел к Неферу, чтобы напасть, но Минтака быстро опомнилась.

– Нет, оставь его. – Она подняла правую руку, чтобы подкрепить приказ. – Оставь нас. Я хочу поговорить с этим дураком.