Ингольф тоже был полон скептицизма.

— Ну и зачем это Торгриму? Что он от этого выигрывает? — поинтересовался он, когда Арнбьерн поделился с ним своими подозрениями.

— Он действует заодно с этой ирландской сучкой, что тут непонятного? — пояснил Арнбьерн.

— С которой из них? С той, что мы привезли из Дуб-Линна, или с той, что отравила нас?

— С обеими! Не знаю. Просто мне совершенно ясно, что все случившееся с нами — его рук дело. Он давно знаком с той, которая отравила нас. И почему получилось так, что сбежать сумел только он сам со своим сыном и этим Старри?

— Может, боги были благосклонны к нему? — предположил Ингольф. — Или он просто оказался умнее нас? Не знаю, но не вижу, какой смысл ему затевать всю эту историю. Если выяснится, что Торгрим дружен с ирландцами и они оказали ему честь, тогда я, быть может, и поверю тебе. Хотя откуда нам знать, может, ирландцы убили его вместе с сыном, а трупы их скормили собакам?

Слова Ингольфа отнюдь не рассеяли подозрения Арнбьерна насчет Торгрима, зато убедили в том, что и сам Ингольф каким-то образом замешан в заговоре и что он, подобно Торгриму, должен умереть при первом же удобном случае. Этими соображениями Арнбьерн поделился с Болли сыном Торвальда, единственным, кому он по-прежнему доверял безоговорочно. А уж Болли постарался довести до сведения остальных пленников его уверенность в том, что Торгрим предал их, что он продал людей Арнбьерна ради личной выгоды.

Викинги, выслушав его, склонялись к тому, чтобы поверить ему. И впрямь, им представлялось куда более вероятным, что их предал один из их числа, чем то, что их одурачила какая-то ирландка. К тому же, если верно последнее, это означало, что они совсем не так умны, как ирландцы, а допустить такую мысль было решительно невозможно.

Несмотря на прозрение Арнбьерна относительно обстоятельств их пленения, пока они оставались запертыми в главном зале, с этим ничего нельзя было поделать. Поэтому Арнбьерн, уединившись с Болли на возвышении, принялся строить планы.

— Мы сбежим из этой тюрьмы, Болли, — заговорщическим шепотом сообщил Арнбьерн своему сподвижнику. — Или обманем этих ирландцев, или…

Закончить свою мысль ему не удалось. В замке маленькой боковой дверцы, через которую им подавали еду и питье, повернулся ключ, хотя не прошло еще и часа с тех пор, как им принесли на завтрак черствый хлеб и жидкое пиво. Значит, дело было в другом. Головы викингов повернулись на звук, а кое- кто даже встал и уставился на дверь. К добру или худу, но это было хоть какое-то развлечение в невыносимой монотонной скуке прошедших дней.