— Торгрим, возьми мой щит.

Один из норманнов — Ночной Волк даже не знал его имени — шагнул вперед, протягивая ему раскрашенный в красный и белый цвета деревянный диск.

— Спасибо, — отозвался Торгрим. Он оставил свой щит позади, потому что, отправляясь за Харальдом, никак не рассчитывал, что придется сражаться, а потом в пылу преследования и вовсе забыл о нем.

«У Харальда нет щита, — мелькнуло у него в голове, — и у Старри тоже». Впрочем, Старри никогда и не носил его, поскольку не нуждался в том, что могло помешать ему погибнуть славной смертью на поле брани. Но Торгриму не хотелось думать о том, что Харальд врубится в стену щитов, не имея никакого прикрытия.

— Вперед, за мной! — прокричал он, вновь обретя голос. — Вперед, и прикончим этих жалких шлюхиных сынов! Смерть им!

Ответом ему был восторженный рев, громкий и единодушный, потому что его люди прониклись боевым духом. Они не задумались над тем, что даже не знают, кто на сей раз выступает в роли врага и почему нужно сражаться с ним насмерть.

Отвернувшись, Торгрим вновь зашагал по полю. К нему вернулись дыхание и прежняя целеустремленность, потому что сам-то он знал, за что сражается. Враги оказались ближе, чем он предполагал, что тоже вселяло надежду. Харальд и Старри по-прежнему виднелись впереди, на полпути между ними и вражескими шеренгами.

«Быть может, они не станут валять дурака, — подумал Торгрим. — Быть может, они остановятся прежде, чем их изрубят на куски». Разумеется он понимал: глупо и бессмысленно рассчитывать на то, что Старри поведет себя разумно. Ему оставалось лишь надеяться, что Харальду хватит здравого смысла не лезть очертя голову в пекло. И он побежал, топча мягкими сапожками траву, чувствуя, как щит колотит его по боку, побежал, чтобы вступить в битву прежде, чем пострадает его сын, его мальчик, от чьих чувств он столь безжалостно и небрежно отмахнулся.

Ничто, понял Харальд, так не прочищает мозги и не обостряет разум до предела, как забег на милю под проливным дождем, где на финише тебя поджидает враг, стократно превосходящий тебя числом.

На последних пятидесяти ярдах, которые им со Старри еще предстояло преодолеть, он почувствовал, что начинает задыхаться. Еще во время бега он смотрел, как враги превращают неровную и рыхлую шеренгу в настоящую линию щитов, и мысль о том, что его со Старри сочли реальной угрозой, для отражения которой нужны столь радикальные меры, доставила ему удовольствие. Но по мере того, как физическая усталость гасила ярость, гнавшую его вперед, Харальд, глядя на внушительную и мощную стену щитов перед собой, начал понимать, что они со Старри вовсе не являются такой уж страшной угрозой и что им повезет, если они успеют прихватить с собой хотя бы нескольких человек перед тем, как их изрубят на куски.