– О, Аллах, он уйдет! – это была дочь Ко Дали. – Скорее, английский, скорее! Стреляй снова, всеми ракетами! Кутебар, и вы все: заряжайте их все вместе, прежде чем пароход удалится слишком далеко!

– Трусливые мерзавцы! – заорал я. – Поджали хвост, да? Почему бы вам не остаться и не принять бой, жалкие дворняги? Заряжайте же, ленивые ублюдки, живее!

Я озверело метался среди них, поторапливая; помнится, в одну из ракет шест так и не был до конца вставлен – коротышка-ниггер пытался дослать ее, когда человек со спичками уже поджег фитиль. Я поднес горящую спичку к запалу своей ракеты и не отступил, даже когда дождь брызг заполнил весь го-дон целиком. Я понял, что падаю, когда получил удар в голову; перед глазами поплыли круги, внутри черепа что-то взорвалось, и наступила темнота.

Полагаю, я пробыл без сознания всего несколько минут, но мне показалось, что прошли часы. Произошло вот что: как раз в тот миг, когда взлетели ракеты, в крышу го-дона попало ядро, и падающая доска заехала мне концом по голове. Первое, что я увидел, открыв глаза, был разломанный пусковой станок с лежащей поперек балкой. «Ага, ночь Гая Фокса подошла к концу», – промелькнула у меня мысль. Помимо этого сквозь дым виднелся «Михаил», уже изрядно полыхающий, но не взорвавшийся, что показалось мне странным. Кеч был целиком охвачен огнем, зато «Обручев» набирал ход; из его трубы валил дым, а колесо бешено молотило воду. На корме у него мерцал огонь, и мне подумалось, не попала ли-таки в него одна из последних ракет? «Поделом вам, русские сволочи», – пробормотал я, пытаясь подняться, но безуспешно – силы совершенно покинули меня.

Но самым странным было то, что голова моя будто отделилась от тела, и мне не удавалось сфокусировать взгляд на чем-либо. Ярость берсерка, владевшая мной минуту назад, улетучилось, и меня охватило полное спокойствие, почти дрема – не могу сказать, что ощущение было неприятным, поскольку все потеряло смысл, боль и беспокойство исчезли. Мне не хотелось ничего, только лежать вот так – ум и тело по отдельности.

Тем не менее кое что из происходящего вокруг я видел совершенно отчетливо, хотя это и не имело для меня тогда никакого значения. Среди дыма и обломков в го-доне суетится народ, Кутебар ругается почем зря, а вот дочь Ко Дали склоняется надо мной, пытаясь приподнять мою голову, распухшую, видимо, до размеров тыквы. Снаружи доносились звуки яростной схватки, и среди криков и выстрелов ухо мое выхватило звон стали – это меня не взволновало, только заинтриговало. И тут появляется Якуб. Без шлема, одна рука свисает, из глубокой раны на плече струится кровь, в здоровой руке обнаженная сабля. «Странно, – думаю, – ты же должен быть на берегу, убивать русских, какого черта ты тут делаешь?»