Обед получился сдержанный. С самого начала стало понятно, что вожди недовольны и не находятся в согласии между собой. Меня усадили между Красным Облаком и Стоящим Лосем, чтобы сполна использовать мой лингвистический дар. Бросая на меня подозрительные взгляды, Красное Облако односложно отвечал на пространные заверения в дружбе, расточаемые через мое посредство Эллисоном и другими членами делегации. Подозрительность и враждебность расползались от индейцев, словно туман, и к десерту мы уже чувствовали себя, как на валлийских похоронах. Вожди хранили молчание, Эллисон обиженно дулся, священник расстраивался, Миллз старался сгладить углы, а его жена, бедное создание, не находила себе места, нервно теребя руками скатерть. Первый раз я возблагодарил Бога за то, что он наделил Элспет даром безостановочно болтать ни о чем, обращаясь ко всем присутствующим по очереди и не обращая внимания на молчание собеседника. Из индейцев один только Пятнистый Хвост отвечал ей, но и то лишь общие любезности – ему сейчас было не до флирта.

Унылая атмосфера не помешала, смею заметить, нашим гостям, истреблять кушанья с аппетитом проголодавшегося волка. Самая длинная фраза Красного Облака относилась к тому, что угощение выглядит гораздо лучше тех объедков, которыми снабжают их в агентстве, что я и перевел миссис Миллз в качестве комплимента ее повару. Когда все встали, Белый Гром, евший больше всех, обошел стол, ссыпая все, что осталось на тарелках, в свой мешок. Он даже начал счищать остатки с ложек, но тут Пятнистый Хвост сказал ему что-то, чего я не разобрал. На выходе вождь брюле со значением посмотрел на меня, и когда индейцы вышли, а Эллисон принялся ворчать по поводу несговорчивости индейцев: «Напустили на себя постный вид, чтоб мне лопнуть, прям как избалованные дети!» – я тихонько выскользнул на веранду. И точно, Пятнистый Хвост был там, очертания массивной фигуры слегка расплывались в летних сумерках. Остальные вожди стояли уже на плацу, ожидая, когда грумы подведут мустангов. Хвост сразу перешел к делу:

– Зачем ты сидишь вместе с исантанка, Пускающий Ветры? Какое есть дело до этого всего Матери-Вашечуска?

– Никакого, – говорю. – Я здесь, потому что знаком с тобой и говорю на твоем языке.

– Они думают, я прислушаюсь к тебе? Что ты сможешь смазать их слова так, чтобы они без труда проскочили в глотку мне и моим братьям?

От прежнего светского собеседника из Чикаго не осталось и следа. Тон его был резким от гнева. Я не стал вилять.

– Американцы считают, что раз я вождь солдат в своей стране, то могу честно открыть их мысли для тебя. А поскольку знаю кое-что о тебе и твоем народе, смогу честно открыть ваши мысли для них. Мне известно то, чего простой переводчик не ведает, и я могу говорить с обеими сторонами нераздвоенным языком.