В помещении стало еще темнее; из высоких окон падали два столба солнечного света, в них плясали пылинки; было тихо, слышалось лишь тяжелое дыхание Руфи.

– Это просто шутка, – повторил Дирк и дерзко улыбнулся. – Теперь ты, наверно, побежишь и нажалуешься отцу…

На стенах комнаты множество деревянных колышков, на которых висят седла и уздечки. У двери – восьмифутовые хлысты Шона из обожженной кожи, широкие у рукояти и сужающиеся к концу. Руфь сняла один из них и держала за рукоять, а хлыст лег на пол между ними.

– Нет, Дирк, отцу я не скажу. Это только наше с тобой дело.

– И что ты сделаешь?

– Разберусь.

– Как?

По-прежнему улыбаясь, он подбоченился. Под его закатанными рукавами выпирали мышцы, гладкие и коричневые, словно только что натертые маслом.

– А вот так.

Руфь подобрала юбку и шагнула вперед; она взмахнула хлыстом, обернула его вокруг лодыжки Дирка и отдернула.

Захваченный врасплох, Дирк потерял равновесие и упал на спину. Головой он ударился о стену и лежал, словно оглушенный.

Чтобы свободнее работать хлыстом, Руфь перешла на середину комнаты. Гнев, холодный, как лед, придавал силы ее рукам, мускулистым от постоянной езды верхом, и заставлял забыть о милосердии. Теперь это была самка, сражающаяся за себя и своего детеныша.

Опытная наездница, она давно научилась пользоваться хлыстом, и первый же удар разорвал рубашку Дирка от плеч до пояса. Дирк гневно вскрикнул и встал на колени. Очередной удар пришелся ему от шеи вдоль спины и парализовал, не позволив подняться. Еще один – от спины по коленям – сбил Дирка с ног, и он снова упал.

Лежа на животе, он потянулся к стоявшим у стены вилам, но вокруг его запястья обвилась плеть. Он опять закричал и повернулся на бок, прижимая руку к груди.

Руфь снова ударила, и он задергался на полу и пополз, как леопард, у которого отнялись задние лапы.

Шаг за шагом Руфь отступала перед ним, а хлыст свистел и щелкал. Она безжалостно била Дирка, пока его рубашка не повисла клочьями, обнажив кожу с широкими алыми рубцами.

Била до тех пор, пока его крики не превратились в вопли, а потом во всхлипывания.

Била, пока он не лег, дрожа и стеная, а кровь темными пятнами не забрызгала каменный пол вокруг него.

Потом она сложила кнут, повернулась и открыла дверь. Во дворе молча стояли конюхи и слуги.

Руфь выбрала четверых из них.