Потом однажды утром она села на измятой постели, по которой беспрепятственно скакал Джон, разбрасывая крошки печенья, и серьезно посмотрела на Марка.

— Однажды ты попросил меня выйти за тебя замуж, — сказала она. — Не угодно ли повторить предложение, сэр?

В тот же день они услышали выше по долине топор дровосека.

Когда двуручный топор ударяет по стволу дерева с жесткой древесиной, звук напоминает ружейный выстрел; этот звук натолкнулся на утесы Ворот Чаки, отлетел назад и раскатился затихающим эхом по всей долине; звук каждого удара висел в воздухе, пока не раздавался следующий. Работало несколько дровосеков, и стук стоял непрерывный, словно там гремела битва.

Буря никогда не видела Марка в таком гневе. Кровь отхлынула от его лица, так что загорелая кожа стала лихорадочно-желтой, губы словно замерзли и гневно поджались. Но глаза сверкали, и ей пришлось бежать вверх по усеянному осыпью речному берегу под утесами, чтобы не отстать от Марка, который теперь шагал размашисто, подстегиваемый злостью, а наверху гремели топоры, и каждый новый удар становился таким же жестоким потрясением, как предыдущий.

Прямо над ними могучее дерево задрожало, словно в предсмертной муке, и пошатнулось на фоне неба. Марк остановился, глядя на него, запрокинув голову; та же боль искривила его губы. Дерево было удивительно соразмерное, правильной формы, серебряный ствол уходил к небу с такой грацией, что казался стройным, как девичий стан. Требовалось двести лет, чтобы дерево могло достичь такой высоты.

В семидесяти футах над землей темнел зеленый купол кроны.

У них на глазах дерево задрожало, и стук топоров смолк. Медленно, величественно дерево начало очерчивать нисходящую дугу, все быстрее, полуразрубленный ствол застонал, затрещали, разрываясь, тяжи древесины; дерево падало все быстрее и быстрее, круша вершины менее высоких деревьев; раздираемая древесина пронзительно стонала, как живое существо, пока наконец дерево не ударилось о землю с глухим стуком, который отозвался у Марка во всем теле.

На долгие секунды воцарилась тишина, потом послышались звуки голосов, как будто говорившие были пристыжены и устрашены размерами учиненного ими разрушения.

Потом, почти сразу, вновь застучали топоры, разрывая великую тишину долины, и Марк побежал. Буря не поспевала за ним.

Он вышел на место уничтожения и увидел растущую просеку; среди упавших деревьев пятьдесят черных дровосеков, полуголые и блестящие от пота, обрубали ветви и сваливали их в груды, чтобы потом сжечь. Белые обломки древесины блестели на солнце, как кости, а сок, капавший из разрубов, пах сладко, как свежепролитая кровь.