Светлый фон

Майкл читал и едва поднял голову, принимая поцелуй.

– Выключишь свет в девять. Обещай, дорогой.

Она старалась этого не показывать, но он всегда был ее любимцем.

Спускаясь по лестнице, она взглянула на свои часики. Без пяти восемь. Опаздывает. Подавив чувство материнской вины, она побежала к своему старому «паккарду».

Шаса терпеть не мог ее «паккард»; его помятый, поблекший на солнце корпус и грязную, потертую кожу сидений он расценивал как унижение достоинства семьи. На последний день рождения он подарил Таре новый «астон-мартин», но она оставила его в гараже. «Паккард» соответствовал ее спартанскому представлению о себе как о либералке, заботящейся о народе; когда она увеличила скорость на подъездной дороге, автомобиль выпустил облако черного дыма и Тара с извращенным удовольствием посмотрела, как пыль оседает на тщательно охраняемые виноградники Шасы. Странно, что даже столько лет спустя она чувствует себя чужой в Вельтевредене со всеми его сокровищами и старомодной мебелью. Если она проживет здесь еще полвека, Вельтевреден все равно не станет ей домом. Это дом Сантэн Кортни-Малкомс, и след другой женщины, память о ней хранит каждая комната, которую Шаса не разрешает переоборудовать.

Через большие, показушные ворота работы Анрейта Тара убегала в реальный мир страданий и несправедливости, где угнетенные массы стенали, и боролись, и просили о пощаде и где она чувствовала себя полезной и нужной, где в обществе других первопроходцев могла идти вперед, в будущее, полное дерзаний и перемен.

Дом Бродхерстов стоял в Пайнленде, пригороде, где жили представители среднего класса; это было современное сооружение типа ранчо, с плоской крышей и широкими окнами, из которых открывался красивый вид; мебель была удобная, массового производства, а ковры, закрывавшие пол от стены до стены, – нейлоновые. К стульям прилипла собачья шерсть, зачитанные «умные» книги грудами были свалены в углах или лежали открытые на обеденном столе, в коридорах валялись детские игрушки, а на стенах с отпечатками грязных пальцев висели покосившиеся дешевые репродукции Пикассо и Модильяни. Здесь, вдали от чопорного великолепия Вельтевредена, Тара чувствовала себя уютно.

Тара остановила «паккард», и Молли Бродхерст сразу бросилась ей навстречу. Она была в великолепном ярком кафтане.

– Ты опоздала!

Она поцеловала Тару и через неубранные комнаты потащила в глубину дома, в музыкальную комнату.

Музыкальная комната была пристроена к дому без учета каких бы то ни было соображений эстетики. Сейчас ее заполняли гости, приглашенные Молли послушать Мозеса Гаму. Оглядевшись, Тара оживилась: столько творческих людей, высокодуховных и образованных, с обостренным чувством справедливости, гневных, мятежных.