Но сегодня он избавлен от общества неотесанных мужланов из поселка, или льстивых и подобострастных честолюбивых служащих Компании, или, что лучше всего, от присутствия этого позера и хвастуна, этого похотливого болвана Шредера.

Губернатор погрузился в глубокое кожаное кресло у огня, и Сакина принесла ему коробку добрых голландских сигар, чтобы он сам выбрал. Когда она подносила ему горящую свечу, он похотливо заглянул ей за вырез платья. Мягкое колыхание девичьих грудей, между которыми свисало экзотическое нефритовое украшение, так на него подействовало, что он почувствовал приятное набухание в паху.

Катинка склонилась к открытому огню и так нежно поглядела на мужа, что он даже забеспокоился: не заметила ли она, как он украдкой разглядывал грудь девушки. Но она только улыбнулась и опустила раскаленный конец кочерги, которой мешала угли, в каменный кувшин с ароматным вином. Вино закипело, от него пошел пар, Катинка налила его в бокал и принесла ему, пока не остыло.

— Моя прекрасная жена! — Он говорил, чуть запинаясь. — Моя дорогая малышка.

Губернатор приветственно приподнял бокал. Он еще не настолько опьянел, чтобы не понимать, что ему придется чем-то заплатить за такую необычную нежность и доброту. Всегда приходится платить.

Склонившись к мужу, Катинка взглянула на Сакину.

— На сегодня все, Сакина. Можешь идти.

Она заговорщицки улыбнулась рабыне.

— Желаю вам сладких райских снов, господин и госпожа.

Сакина грациозно поклонилась и вышла. Она закрыла за собой резную восточную дверь-ширму и прижалась к ней, прислушиваясь. Таков был приказ хозяйки. Катинка хотела, чтобы Сакина стала свидетельницей того, что произойдет между ней и мужем. Она знала, что это укрепит зависимость рабыни от нее.

Теперь Катинка встала за креслом мужа.

— У тебя была такая трудная неделя, — негромко сказала она. — Сначала кто-то похитил тело пирата с виселицы, потом эти новые распоряжения Семнадцати о налогах. Мой бедный милый муж, давай я помассирую тебе плечи.

Она сняла с Ван де Вельде парик и поцеловала в макушку. Щетина уколола губы, и она отстранилась и надавила большими пальцами на его тяжелые плечи. Ван де Вельде вздохнул от удовольствия — не только потому, что приятно расслаблялись мышцы, но и потому, что он знал: это прелюдия к редко достающимся ему плотским наслаждениям.

— Как сильно ты меня любишь? — спросила Катинка, наклонившись и покусывая его за ухо.

— Я восхищаюсь тобой, — выпалил он. — Я обожествляю тебя.

— Ты всегда так добр ко мне. — От ее хрипловатого голоса у него пошли мурашки. — Я хочу платить добром за добро. Я написала отцу. Рассказала об обстоятельствах смерти пирата и объяснила, что это не твоя вина. Письмо я отдам капитану галеона, отплывающего домой, чтобы он лично передал его папе.