Том повернулся к своему брату-близнецу, а Дориан воскликнул:

— Правда, Гай? Правда можно?

— Нет, нельзя! — отрезал Том. — Дориан еще ребенок. Он останется на крыше и будет караулить.

— Я не ребенок! — яростно возразил Дориан. — Мне почти одиннадцать.

— Тогда покажи волосы на яйцах, — вызывающе произнес Том. С тех пор, как у него самого в промежности появилась растительность, это стало непререкаемым доказательством его старшинства.

Дориан отмолчался — у него не было даже пушка, никакого сравнения со старшим братом. Но он повел атаку с другого направления.

— Я посмотрю, и все.

— Ладно, но только с крыши, — отрезал Том. — Пойдем. Мы опоздаем. — И он начал подниматься по крутому склону оврага. Братья, недовольные каждый по своему поводу, следовали за ним.

— Да и кто может прийти? — не отставал Дориан. — Все заняты. Даже мы должны помогать.

— Черный Билли, — не оглядываясь, ответил Том. Это имя заставило замолчать даже Дориана. Черный Билли — старший сын Кортни. Его мать, эфиопскую принцессу, сэр Хэл Кортни привез из Африки, когда вернулся из первого плавания к этому загадочному континенту.

Невеста королевского рода и корабль, полный ценностей, отнятых у голландцев и язычников… целое состояние, позволившее отцу больше чем вдвое расширить старинное поместье и тем самым сделать семью одной из богатейших в Девоне; с ней могли соперничать только Гренвиллы.

Уильяму Кортни, Черному Билли, как прозвали его братья, почти двадцать четыре года; он на семь лет старше близнецов. Он был умен, безжалостен, отличался мрачной хищной красотой. У младших братьев были все основания бояться и ненавидеть его. Заслышав его имя, Дориан содрогнулся, и последние полмили мальчики прошли молча. Наконец они свернули в сторону от ручья и, добравшись, куда собирались, остановились под большим дубом, где прошлой весной свил гнездо полевой лунь.

Том сел у дуплистого ствола, чтобы отдышаться.

— Если ветер не переменится, завтра утром сможем поплавать, — объявил он, снимая шапку и утирая рукавом потный лоб.

В шапке торчало перо кряквы — первой утки, убитой его собственным соколом.

Том осмотрелся. Отсюда была видна почти половина поместья Кортни, пятнадцать тысяч акров пологих холмов, лесов, пастбищ и пшеничных полей, которые тянулись до самых утесов на берегу, доходя почти до порта. Но все было так знакомо, что Том не стал долго обозревать окрестности.

— Пойду выясню, нет ли кого на берегу, — сказал он, вставая. И, пригнувшись, осторожно двинулся к каменной стене, окружавшей церковь.

Поднял голову и заглянул за ограду.