С грустью, всегда сопутствующей смерти, смотрел дон Педро на своих мертвых товарищей. Он даже прочел заупокойную молитву. Но на его тонком лице цвета слоновой кости, чью нежную матовую бледность оттеняли небольшие черные усы и острая бородка, не отразилось и тени сожаления за их судьбу. Дон Педро обладал трезвым холодным умом, способным оценить реальность и подавить эмоции. Этим людям повезло больше, чем ему. Они приняли смерть однажды, а ему еще предстояло встретить несравненно более жестокую, как он полагал, смерть в чужом враждебном краю.

Это было вполне разумное заключение, а вовсе не паника. Ему была знакома жгучая ненависть англичан к Испании и испанцам. Он наблюдал ее вспышки за те два года, что провел при дворе королевы Елизаветы в составе посольства; его кузен Мендоса, испанский посол, был вынужден покинуть Англию, когда Трогмортон разоблачил его связь со сторонниками королевы Шотландии в заговоре против Елизаветы. Если ненависть жила в англичанах тогда, каков же должен быть ее накал сейчас, после стольких лет страха перед Испанией, достигшего апогея, когда в эту богом забытую страну пришла Непобедимая армада? Он знал, какие чувства возбуждал в нем еретик, знал, как поступил бы с еретиком у себя на родине. На то он и был членом третьего мирского ордена доминиканцев. Дон Педро по себе судил о том, как отнесутся к нему еретики и какая судьба ему уготована.

Дон Педро медленно вернулся к телу Уртадо. Он вспомнил, что у пояса Уртадо была рапира, и ему захотелось взять оружие. Это было чисто инстинктивное желание. Он уже наклонился, чтобы расстегнуть пряжку, но разум его воспротивился.

Он мрачно глянул на тяжелые вздымающиеся волны, будто вопрошал бесконечность, символом которой всегда был океан: нужно ли ему оружие?

Дон Педро получил прекрасное образование в университете Святого Иакова в Компостеле и умело применял свои знания в дипломатических миссиях при королевских дворах. Со временем у него развилась склонность философствовать. Он твердо усвоил, что сражаться с неизбежностью – ребячество, недостойное развитого ума. Если встреча со злом неизбежна, мудрый человек идет ему навстречу и ускоряет события. Что ж, можно остаться в этом богом забытом месте и умереть здесь от голода и жажды, а можно пойти навстречу опасности и, прикрыв лицо, как это делали римляне, принять смерть от первого, кто поднимет на него руку.

Это философия. Но дон Педро был еще молод, кровь играла у него в жилах, его переполняла жажда жизни. Философия в конце концов навевает скуку рассуждениями о причинах и следствиях, размышлениями о прошлом и будущем, о происхождении и назначении, и все это не проверишь человеческим опытом. Жизнь, напротив, основывается на чувственном восприятии, ее интересует только настоящее, она не туманна; определенная и реальная, она непрерывно утверждает себя. Жизнь хватается за соломинку ради самосохранения.