Монсеньор, я так подробно останавливаюсь на этом, чтобы показать вам, сколь верной была моя оценка общественного настроения, от которого мы зависели. Власти сознавали, что в этот день само их существование поставлено на карту. – Барон возвысил голос и произнес с неожиданной горячностью: – Я не колеблясь утверждаю, что, посылая короля на казнь, они рисковали куда сильнее меня, человека, пытавшегося его спасти.
Он швырнул эту фразу, словно перчатку, и мгновение выжидал, не примет ли кто его вызов. Откровенно неприязненный взгляд де Баца был при этом обращен на господина д’Антрега. Но никто ему не возразил, и, вернувшись к прежнему печальному тону, барон возобновил свое повествование:
– Не было еще и семи часов утра, когда я пришел на условленное место на углу улицы Луны. Я забрался на бастион и принялся ждать. Время шло. Толпа позади солдатских рядов росла и уплотнялась. Люди стояли в безмолвном оцепенении, не столько из-за стужи ненастного зимнего утра, сколько скованные ужасом. Я с возраставшей тревогой вглядывался в толпу, но не мог обнаружить никого из своих. Наконец, когда в отдалении раздалась барабанная дробь, ко мне присоединились двое участников нашего заговора – маркиз де Ла Гиш[208] и Дево. Узнав, что других по непонятной причине до сих пор нет, они тоже пришли в отчаяние.
Впоследствии, когда все было кончено, я выяснил, что произошло. Ночью Комитет общественной безопасности, снабженный – без сомнения, тут постарался наш предатель – списком имен и адресами пятисот заговорщиков, принял меры. Каждого из моих роялистов поджидали на дому двое жандармов. Они поместили моих сподвижников под домашний арест, который продлился до полудня, то есть до того часа, когда ничто уже не могло помешать исполнению приговора. Других мер против заговорщиков принимать не стали. Пятьсот человек нельзя обвинить на основании показаний одного предателя, а иных улик против них не нашлось. Мы были слишком осторожны. Возможно, и момент для судебного преследования людей, которые пытались предотвратить преступление, потрясшее всю нацию, был не слишком подходящим.
Вот и весь мой рассказ. Когда королевский экипаж поравнялся с нами, я потерял голову. Такое случается со мной нечасто, хотя я и гасконец. Я спрыгнул с бастиона. Дево и де Ла Гиш последовали за мной. Я пытался прорваться сквозь скопление людей, махал шляпой, кричал. Вопреки всему я продолжал надеяться, что мы втроем сумеем расшевелить толпу и выполнить свою задачу. Я кричал что было мочи: «Свободу королю!» Наверное, мой одинокий голос потонул в грохоте барабанов. Меня смогли услышать лишь те, кто стоял рядом. Они в ужасе отпрянули от меня, но все же никто не попытался схватить смутьяна. Это еще раз доказывает, монсеньор, насколько прав я был в своих расчетах, на которых строил свой замысел. Не пытались мне помешать и когда я уходил с двумя товарищами, которые, как и я, провели предыдущую ночь не под своей крышей.