Ямина открыла глаза и сквозь пелену выступивших слез увидела симпатичное лицо императора. Охваченная смятением и грустью, она напрочь позабыла об этикете, а потому не стала делать никаких жестов и движений, символизирующих уважение. Все ее мысли улетучились, и она, открыв было рот, чтобы возразить, молчала, ибо не знала, что сказать. То, что происходило сейчас, казалось похожим на сон, и где-то в глубине своего сознания она удивилась, почему звук удара каменного ядра оказался недостаточно громким для того, чтобы разбудить ее.

– Церемония бракосочетания пройдет в соборе Святой Софии неподалеку от того места, где ты упала шесть лет назад в руки принца, – сказал император и поднял руки, сопроводив свои слова движением, которое должно было напомнить ей о том давнем событии. Было заметно, что он заранее обдумал слова, которые сейчас произносил. – Из-за этой попытки остановить твое падение мой единственный сын повредил хребет. Бог и небеса швырнули тебя с такой силой, что он стал калекой, неспособным исполнять обязанности принца, не говоря уже об обязанностях мужа. Но сейчас, во времена самых тяжелых для нас испытаний, мы увидим, что Дева Мария благословила нас всех. Будет считаться, что точно так же, как она протянула руки, чтобы спасти тебя, она коснулась и моего сына и исцелила его. Люди увидят, как через двери собора Премудрости Божией вы вступаете вдвоем в будущее, которое снова стало светлым благодаря надежде… И они поймут – поймут все до самого последнего, – что если искалеченный юноша может быть поднят на ноги благодаря любви Божией, то, значит, и измученный город с поврежденными стенами тоже снова станет непоколебимой твердыней, а эти нечестивые турки исчезнут, как исчезает пена с поверхности моря.

– Я не сделаю этого, – сказала Ямина.

Она опустила руки и приподняла подбородок. Глубоко внутри нее стал закипать гнев. Ее мысли переключились на Косту, который лежал в своей постели и даже не подозревал о том, что сейчас затевается. Она подумала обо всем том, что он потерял, – о том, что она вышибла из него своим неуклюжим падением. Она живо представила, что перед ней сейчас стоит не этот незнакомец, а он, Коста, облаченный в сияющие одежды, с короной на голове, и в ее сердце очень больно кольнуло от осознания вины. Ей стало тоскливо при мысли о том, кем он мог бы быть сейчас и чего он оказался лишен. Он ведь должен был бы стать наследником престола, но вместо этого лежал, ни на что не жалуясь, на хлопковых простынях и шелковых подушках в своей постели-тюрьме и довольствовался игрой в тени и рассказами, в то время как другие люди – те, которым следовало бы любить его, – намеревались сделать вид, что он уже больше не существует.