Рагастен сильно побледнел.
– Вы любите княгиню Манфреди, но почему же эта любовь…
Малатеста схватил его за руку и перебил:
– Люблю ее, – он с трудом переводил дыхание, – а она вас любит, вас!
Рагастен буквально остолбенел, не в силах ни пошевелиться, ни слова вымолвить. Ему хотелось удержать Малатесту, но тот уже вышел на середину зала.
– Синьоры, – произнес он твердым голосом, – синьоры, равные мне по положению, перед вами, слышавшими неправедное обвинение, приношу свои извинения шевалье де Рагастену.
Руки всех присутствующих протянулись к Рагастену. А тот, смеясь и громко разговаривая, как будто ничего не произошло, вышел из зала вместе с другими членами совета.
Рагастен собрался последовать за ними, но тут легкая рука легла ему на плечо. Это была рука Примаверы.
– Сегодня вечером, в дворцовом саду, – прошептала княгиня, – я хотела бы поговорить с вами…
Рагастен глубоко поклонился. Он с трудом переводил дыхание, нетвердо стоя на ногах. Когда он выпрямился, княгиня Манфреди уже покидала зал. Граф Альма подал ей руку. А возле нее, слегка нагнувшись, чтобы удобнее было говорить, шел князь Манфреди – высокий, улыбающийся, счастливый…
«Малатеста сказал, что она меня любит! – предавался своим мыслям Рагастен, все еще не в силах сдвинуться с места. – Но от этого она не перестает быть супругой князя… Она навсегда потеряна для меня!.. Потеряна!.. Ах, Малатеста ошибся. Ревность слишком далеко его завела… Она не любит меня… Это – сплошная иллюзия! Безумие!.. Джованни Малатеста сказал, что один из нас должен умереть… Теперь я знаю, кто умрет!
XLII. Герцогиня ди Бишелье
XLII. Герцогиня ди Бишелье
А за несколько недель до этих событий чудесный вечер в Веселом дворце заканчивал один из тех роскошных дней, которыми так славится сладкая, лучезарная Италия. В зале статуй Лукреция Борджиа, растянувшись на мягком ковре и подложив под голову кучу подушек, мечтала с полузакрытыми глазами. Она рассеянно слушала негромкую музыку оркестра, состоявшего из мандолин и флейт.
Полузабытые амбиции мало-помалу становились яснее на экране ее лихорадочного воображения. Что она представляет собой в Риме?.. Ничто!
Празднества! Одни только празднества!.. Для кого?.. Для нее?.. Празднества, призванные доказать римским нобилям величие Борджиа… Празднества!.. Одно за другим – только празднества!.. Вот и вся ее жизнь.
Душа ее восстает против этого позолоченного рабства, против подавления ее воли. Как это! Она, оказывается, всего лишь инструмент в руках Александра VI и Чезаре?… О! Командовать! Господствовать! Быть королевой! Стать абсолютной владычицей в королевстве, которое она сама выкроит!