Светлый фон

Но на этом история еще не кончается. После возвращения Блая с товарищами в Англию, в марте 1791 года, к Таити подошел фрегат «Пандора», посланный Адмиралтейством для поимки мятежников. Их немедленно схватили, заковали в кандалы и бросили в трюм корабля. На обратном пути у Большого Барьерного рифа «Пандора» потерпела крушение, в котором погибло и несколько мятежников. Остальных же в конце концов доставили в Англию, где в 1792 году они были преданы суду.

Эта непридуманная история настолько увлекательна и драматична, что, кажется, так и просится, чтобы ее рассказали. Так показалось многим писателям и кине-матографистам и среди них — двум английским военным журналистам, Чарлзу Нордхофу и Норману Холлу. Решив после первой мировой войны посвятить себя литературному труду, они оказались в Америке, где с успехом опубликовали несколько книг стихов, рассказов и повестей. А как-то раз кто-то из их приятелей подал им мысль написать про бунт на «Баунти». Идея эта пришлась по душе. В течение нескольких лет они изучали документы, в том числе и в Британском музее, перерыли архивы Адмиралтейства. Когда же материалов накопилось достаточно, Ч. Нордхоф и Н. Холл уехали на Таити, сняли там комнату, развесили на стенах географические карты, копии чертежей «Баунти» и фотоснимки его моделей и принялись за работу.

Вот так и родилась книга, которую, я надеюсь, вы с интересом прочтете.

И. Русецкий

И. Русецкий

 

 

Глава I. Лейтенант Блай

Глава I. Лейтенант Блай

Представители других нации часто корят нас, англичан, за нелюбовь к, переменам, и справедливо — ведь нам и в самом деле нравится Англия как раз за те черты ее природы и жизни, которые менее всего подвержены изменениям. Здесь на западе, где я родился, мужчины немногословны, упрямы в своих суждениях и менее чем где-либо расположены к новшествам. Дома моих соседей, жилища арендаторов, даже рыболовные суденышки, бороздящие Бристольский залив, старомодны и безыскусны. И мне, семидесятилетнему старику, сорок лет проведшему в море, вполне простительны и нежность, с какою я вспоминаю картины моей молодости, и удовлетворение оттого, что картины эти так мало меняются с течением времени.

Нет более консервативных людей, чем создатели кораблей, — за исключением разве что тех, кто на этих кораблях плавает; и хотя штормы в море вовсе не так часты, как полагает кое-кто на суше, жизнь моряка складывается по преимуществу из ежедневного выполнения определенных обязанностей в определенное время и определенным образом. Сорок лет такой жизни превратили меня в невольника, и я, чуть ли не вопреки своему желанию, продолжаю жить по часам.