— Если мы собираемся лезть в драку, мне хотелось бы запаковать шкуру в большее количество стали.

— Так давай пойдем поищем себе мертвецов, — сказал Борс.

Когда они дошли до ворот, Тангейзер спросил у часового, где располагается полевой госпиталь; ему указали на небольшую церковь в северной части форта. Они прошли через боковые ворота и замерли, раскрыв рты, потому что то зрелище, что открывалось перед ними, мало кто видел. А из видевших совсем немногие уцелели, чтобы поведать о нем.

Внутренний двор крепости представлял собой усеянную воронками пустыню, где никто не осмеливался задерживаться. Треснутые и раскрошенные плиты во дворе были утыканы гранитными и железными ядрами, некоторые были настолько велики, что на них можно было сидеть, и покрыты зловещими пятнами, такими обильными, что в некоторых местах они сливались в одно, закрашивая целые части двора студенистым черным цветом. Кое-где виднелись останки надворных строений, либо разваленных пушечным огнем, либо разобранных на нужды защитников крепости. Их использовали для возведения грубого бруствера, тянувшегося зигзагом по всей открытой площади, потому что во внутреннем дворе едва ли оставался хотя бы фут, не видный теперь турецким мушкетерам.

Северно-западная стена справа от них зияла дырами, за ней был возведен второй вал из обломков самой стены, земли, кусков мебели и матрасов. На этом защитном валу сейчас никого не было, и создавалось впечатление, будто все сооружение возвел какой-то безумец, покинувший его в припадке раздражения.

С южной стороны, выходящей на захваченный равелин и главные турецкие позиции на холме Скиберрас, защитная стена едва ли вообще соответствовала названию стены, она скорее представляла собой громадную кучу мусора — больше подходящую пещерным жителям, чем современной армии, — которая была сметена в примитивный защитный вал. Пока они стояли, застыв и разинув рты, рабы, голые, похожие на призраки под покрывавшей их коркой пыли, пота и крови, звеня в лунном свете цепями, подчиняясь свисткам и ударам хлыста, передавали куски упавшей кладки из одних окровавленных рук в другие и водружали камни на прежние места в стене. Край равелина в форме римской пятерки, захваченного турками, поднимался теперь выше христианской крепости. Из-за его спасительных стен, то нарастая, то затихая, неслись мушкетные выстрелы врагов.

Но равелин просто отвлекал внимание. Основной удар в ночной атаке Мустафы был нацелен на огромную брешь в западной стенке южного бастиона. Именно там вспыхивал огонь, сверкали взрывы и шла самая напряженная битва.