Одна мысль выплыла на поверхность из хаоса. Он сбросил сапоги, штаны и рубаху. Нырнул в воду гавани. Он помнил место. Четыре раза он нырял на дно, на двенадцать футов глубины, скреб пальцами камни, пока хватало дыхания, и всплывал с пустыми руками, чтобы глотнуть воздуха. В следующее погружение он нашел его сразу. Оттолкнувшись от дна, Орланду выбрался на набережную со шлемом Тангейзера в руке.

Он сидел, держа шлем на коленях, отчищая его от грязи и водорослей мокрой рубахой. Если он должен уйти, он хотя бы сделает что-нибудь, что заставит Тангейзера улыбнуться, чем он сможет гордиться. Что-нибудь, что прогонит воспоминание о тех глазах, холодных как камни. И о детских слезах, жгущих его глаза. Когда он начистил сталь так, что она ярко заблестела в свете луны, он замер, внезапно осененный пониманием, и все внутри его перевернулось.

Он, Орланду, и есть тот ребенок, которого ищет графиня.

А Тангейзер у нее на службе. Ему нет дела до Религии. И до Христа. И до него тоже. Орланду не больше чем товар, то, что можно продать и забыть, вечная пешка в чужих играх, какой он был всегда. Так было с того дня, когда он родился. Сам по себе он ничего не значил. Волна ярости вернулась и затопила его.

Орланду натянул штаны и не по размеру большие сапоги. Когда звук молотка донесся до его ушей, он понял, что уже вернулся в кузницу, хотя совершенно не помнил, как прошел все расстояние до нее. Он едва дышал, но не запыхавшись от бега, а стиснутый гневом и болью в сердце, от которой разрывалась грудь. Тангейзер поднял голову от наковальни, увидел его лицо и заморгал.

Орланду кинул шлем. Тот покатился по плиткам пола к ногам Тангейзера.

Орланду пересилил жжение в глазах и сказал:

— Я больше не служу тебе. И я остаюсь здесь, потому что я свободен, я умру как мужчина, за Религию.

Он не ждал ответа. Его гнев уже проходил, и вместо него пришло невыносимое желание броситься в объятия Тангейзера. Орланду выбежал, чтобы не выдать своего смятения. На улице он сел, привалившись к стене, обхватил руками колени и попробовал вернуться к тому состоянию, в каком пребывал, пока все это не началось. Пока Тангейзер не замахал ему с другой стороны поля, заваленного мертвецами. Пока он не узнал мук любви. Леди Карла его мать? Он не верил этому. Его мать была шлюха, Бокканера тысячу раз сообщал ему об этом, сопровождая слова пинками. Когда разгорелась заря, через двор к церкви потянулись рыцари. Орланду услышал, как молоток Тангейзера снова застучал, и он ощутил себя брошенным.

Августин Виньерон остановился, проходя мимо. Посмотрел на него сверху вниз.