По рядам пробежал неуверенный смешок, и великан усилил его своим смехом:

– Наша цель – взять то, что хотим, и все равно у кого. У тех, кто не знает, что такое ложиться спать голодным, у тех, кто никогда не думал о расплате за жадность. Никто из этих свиней нам не друг. Во время голода и осады мы голодаем за них. Во время войн умираем за них. Своим трудом мы оплачиваем их долги. Даже если мы живем жизнью святых, в их глазах мы умрем, как проклятые злодеи. Так станем же такими злодеями, которые не могли присниться им и в страшном сне! Обнажите свои зубы и вонзите их в негодяев. – Он втянул носом воздух. – Чуете? Вы это чувствуете?

Толпа оборванцев разразилась одобрительным ревом.

Гриманд любил их. А они любили Гриманда.

– Пусть ваше сердце станет камнем, и на этом камне вы заточите свои ножи! – провозгласил король воров.

– Убить этих сук! Убить всех! – выкрикнул Пепин, и толпа подхватила его клич.

– Нападайте на них с яростью голодных волков. Пусть их стенания станут для вас музыкой, а их кровь – мясом и вином.

– Слава королю воров! – крикнул Биго, боясь, что его опередят.

– Нет, парни, нет. Восхваляйте не меня, а всех нас. Потому что Кокейн – это мы, а мы – это Кокейн, и вместе мы все преодолеем. Разбейтесь по семь человек – это магическое число. В каждой банде найдется капитан – или капитанша, если у нее найдется достаточно смелости, – который должен выбрать быстроногого бегуна. Пусть эти банды станут роями жалящих пчел, атакующих и собирающих мед, и если одна из банд столкнется с сопротивлением, бегун отправится за подмогой. Городская милиция вышла на улицы, но они нам тоже не друзья, не забывайте. Если придется драться, вы должны жалить и бежать, жалить и бежать. Мы пришли, чтобы разбогатеть, а не умереть. Берите только самое лучшее, потому что места в наших тележках мало. Вы готовы?

– Да! – взревела толпа. Со всех сторон посыпались непристойности.

– Вы жестоки?

Крики стали еще громче.

– Все ваше! – выкрикнул Гриманд. – Завтра не будет!

Король Кокейна сомневался, что указ короля был настоящим. Вне всякого сомнения, страной правили идиоты, но убийство сорока тысяч горожан уничтожит Париж. Может, именно этого хотели сильные мира сего? На Рю Сен-Мартен его сомнения пропали. Гриманд остановился. Все остальные сгрудились у него за спиной и, словно общую галлюцинацию, наблюдали следующую картину: ополченцы сбрасывали людей с крыши четырехэтажного дома.

Первыми вниз полетели дети, один за другим. Сен-Мартен была одной из немногих мощеных улиц Парижа, и на брусчатке уже лежали три маленьких тела, мертвых или оглушенных. За ними последовали еще четверо, хныкающие, растерянные, испуганные не только перспективой падения, но и криками ополченцев. Скорость, с которой они летели вниз, озадачила Гриманда: медленнее и одновременно быстрее, чем он ожидал. Бедняги падали молча, словно затаили дыхание, как будто это была опасная игра, в конце которой их ждал приз. От удара о мостовую ломались ноги и разбивались головы, а мозги летели во все стороны. Гигант подумал, что их смерть, какой бы ужасной она ни казалась, – была легче той, на которую он обрек своих жертв в особняке д’Обре.