— Разверни образ и поставь вон туда, в божницу, — велел гехаймрат сыну, подумав, что так выйдет впечатлительней.

Надо будет сказать: «Не тужи и не печалься, царское высочество. Глянь-ка вон туда, сразу уверуешь, что милость Господня пребывает с тобою!»

Во время тятиного объяснения с Кирьяковым мальчик сидел нахохленный, словно больная птица, и смотрел в пол. Не похоже было, что он слушает, а если и слушал, то навряд ли понимал, о чём речь.

Но сейчас послушно поднялся, размотал тряпку и поставил образ в иконостас. Зеркалов, склонив голову, смотрел.

Ох и хороша была икона. Сразу видно, что не обыкновенная, а царская. Очи, правда, не сияли — там в углу было темновато. Петя и сам понял, зажёг под Спасом лампадку.

— Подкрути сильней! — подошёл отец. — Что это у него глаза-то, а?

— Погоди, будут глаза, — странновато хохотнул Петя. У него самого взгляд был мерцающий, дикий. — Сиять не засияют, потому что секрета я не раскрыл. Зато свой собственный придумал, какого ещё не бывало. Вот, вот, гляди!

Он торжествующе показал пальцем на лик. В строгих очах Спаса блеснули капли. Набухли, пролились вниз. Они были чёрными!

— Что это?! — вскричал Автоном Львович, отшатываясь.

— Состав такой, особенный! Если лампадой или свечой подогреть, образ плачет чёрными слезами. Тот был Спас Ясны Очи, а у меня будет Спас Чёрны Слёзы!

Лицо сына сияло такой гордостью, что у Зеркалова не хватило сердца попрекнуть мальчика ни единым словом. Автоном Львович лишь спросил, очень тихо:

— Так ты Филаретов Спас в ермитаже оставил?

Петя небрежно плеснул рукой.

— На что он мне? Этот лучше.

И упал тут Автоном в кресло. Кончено. Теперь уж совсем кончено…

Глава 11 Прекраснейшая из всех

Глава 11

Прекраснейшая из всех

В такой-то срок, в таком-то годе

Мы встретимся, быть может, вновь…