— Батюшки, чей же сей труп?

— Это не труп. Это пьяная девица. Ее надо привести в порядок.

Гаврила призвал женскую обслугу, та сразу заквохтала вразнобой, перекрикивая их многоголосье, Никита приказал, чтоб они смолкли, смолкли немедленно, дабы не разбудить барыню. Предостережения его были напрасны. С большой лестницы уже сбегала в наспех накинутом пенье взволнованная Мелитриса.

— Ах, Никита, я места себе не находила, когда вы все втроем, вот так сразу… Куда?! — она обнимала мужа, а сама заглядывала через его плечо на сложные манипуляции женщин, протаскивающих в дверь закутанное в черное существо с растрепанными волосами.

Гаврила руководил сложной операцией. От тепла девица проснулась, забормотала обиженно, пробовала даже бороться.

— Это Анна Фросс…

— О! Зачем появилась здесь эта женщина?

— Это не женщина, это преступница, насколько я понимаю, — деликатно заметил Корсак.

— Она агент Дица, — поторопился с ответом Никита. — Все кончилось благополучно, мой ангел. Потерпи до утра. Завтра я расскажу тебе все, — он осторожно дунул на выбившийся из-под чепца локон.

Голос Никиты обрел вдруг такие фиоритуры, оттенки и полутона, лицо его осветилось такой нежностью, что Белов и Корсак невольно переглянулись, а потом с глуповатым и умильным выражением, с каким говорят с детьми, стали наперебой уговаривать Мелитрису не волноваться.

— Иди спать, душа моя…

Лицо Мелитрисы затуманилось, она отодвинулась от мужа:

— А вы будете пировать дальше?

— Да, сударыня… всю ночь, — с готовностью отозвался Белов.

— Еще ничего не съедено, не выпито, — подтвердил Корсак.

Никита проводил жену в спальню, и друзья вернулись в библиотеку.

— Ну что, будем пировать? — строго сказал Никита, придвигая к себе остывшее жаркое, только сейчас он почувствовал зверский голод.

— Такой вечер, паскудница, испортила! — добавил Белов, налегая на холодную телятину.

— Надо позвать Лядащева.

— Допрос ладить?