У входа в шатер стоял высокий рыжебородый молодой рыцарь в плаще с красным грифоном. По его раскрасневшемуся лицу и растрепанной одежде было видно, что он очень спешил.

— Ваше величество, — обратился он к королю, — мое имя Робер де Дюрас, я из свиты кардинала Перигорского. Вчера я доложил вам обо всем, что видел в английском лагере. Сегодня утром меня снова допустили туда, и я видел, что их обозы уходят в тыл. Они отступают в Бордо, ваше величество.

— Клянусь Господом Богом, — в ярости воскликнул герцог Орлеанский, — я так и думал! Пока мы тут болтали, они ускользнули у нас из рук. Разве я не предупреждал вас?

— Помолчите, Филипп, — сердито приказал король. — А вы, сеньор, видели все это своими глазами?

— Воочию, государь, я прискакал прямо из их лагеря. Король Иоанн грозно взглянул на него.

— Не знаю, как вяжется с вашей честью добывать сведения таким способом, — сказал он, — но мы не можем ими не воспользоваться. Не бойтесь, брат Филипп, думается мне, что еще до ночи вы насмотритесь на англичан сколько душе угодно. Выгоднее всего напасть на них, когда они будут переходить брод. Итак, славные господа, поспешайте на свои места и делайте все, как было решено. Вынесите вперед орифламму, Жоффруа, а вы, Арнольд, постройте войска в боевой порядок. И да хранит наc сегодня Господь и святой Денис!

Принц Уэльский стоял на том самом невысоком холме, на котором останавливался накануне Найджел. Возле него был Чандос и высокий загорелый воин средних лет, гасконец Капталь де Бюш. Все трое внимательно разглядывали далекие французские линии, а за их спиной вереницы повозок спускались к броду через реку Мюиссон.

Неподалеку позади них сидели на конях четыре рыцаря в полном вооружении, но с поднятыми забралами и о чем-то вполголоса переговаривались. По их щитам любой солдат с первого взгляда понял бы, что все они были прославленные военачальники, побывавшие не в одном сраженье. Сейчас они ожидали приказа — каждый командовал либо частью армии, либо отдельным отрядом. Молодой человек слева, темноволосый, стройный, пылкий, был Уильям Монтегю, граф Солсбери: ему шел двадцать девятый год, а он уже был ветераном Креси и стяжал такую славу, что Принц поручил ему командовать тылами — в отступающей армии эта должность была весьма почетна. Он разговаривал с седеющим человеком средних лет, в чьих суровых чертах было что-то львиное: когда этот воин разглядывал вражеские позиции, пронзительные голубые глаза его горели огнем. Это был знаменитый Роберт де Аффорд, граф Суффолк; начиная с Кандзанда и дальше, в продолжение всех континентальных войн, он так и не выходил из боев. Третий, высокий молчаливый рыцарь с серебряной звездой, мерцавшей на его плаще, был Джон де Вер, граф Оксфорд. Он слушал Томаса Бошана, дородного, пышущего здоровьем, общительного дворянина и видавшего виды солдата. Сэр Томас сидел на коне, слегка подавшись вперед и похлопывая одетой в сталь рукой по стальному же бедру собеседника. Это были старые боевые товарищи, ровесники, люди во цвете лет, равно прославившие себя ратными делами. Такие вот доблестные английские рыцари сидели на конях позади Принца и ждали приказа.