– Мы обвенчались спустя неделю, как расстались с тобой, а на другой день уехал мастер Кэп, – ты забыл спросить про своего друга Соленую Воду?

– Нет, нет, ничего я не забыл. Змей все рассказал мне. И мне так хочется услышать о Мэйбл и ее счастье! Ну, как она, плакала или смеялась после венца?

– И то и другое, мой друг, но…

– Да, таковы они все – и плачут и смеются. У нас, лесовиков, душа радуется, на них глядя. Что бы Мэйбл ни делала, все кажется мне правильным. Как ты думаешь, Джаспер, думала она про меня в эти счастливые минуты?

– Еще как думала. Следопыт! Нет дня, когда бы она не думала и не говорила о тебе. Можно сказать, нет такого часа! Никто так не любит тебя, как мы с Мэйбл!

– Я знаю, что никто так не любит меня, как любишь ты, Джаспер. Чингачгук, пожалуй, единственный, о ком я могу еще это сказать. Что ж, не стоит больше откладывать; это нужно сделать, и чем скорее, тем лучше. Веди меня. Джаспер, я постараюсь еще раз взглянуть в ее милое лицо.

Джаспер повел Следопыта, и вскоре наш герой вновь увидел Мэйбл Она встретила своего недавнего вздыхателя с горящими от волнения щеками, трепеща, как осиновый лист, с трудом держась на ногах. И все же нашла в себе силы говорить с ним по-дружески просто и искренне. В течение этого часа (Следопыт не задержался у них ни минутой больше, хоть и не отказался откушать в доме своих друзей) внимательный наблюдатель прочел бы на лице у Мэйбл весь правдивый перечень ее чувств как к Следопыту, так и к мужу. В ее отношении к [Джасперу еще сквозила легкая сдержанность юной новобрачной; но, когда она говорила с ним, в голосе ее звучала затаенная нежность, глаза излучали сияние, яркий румянец, вспыхивавший на щеках, говорил о чувствах, в которые привычка и время еще не внесли гармонического успокоения. Со Следопытом она была серьезна, искренна и как-то внутренне напряжена, но голос ее ни разу не дрогнул, ни разу не опустился взгляд, и если лицо и оживлялось румянцем, то лишь от глубокого участия.

Но вот пришла пора Следопыту трогаться в путь. Чингачгук отошел от лодок и, стоя в тени деревьев, на тропинке, ведущей в лесную чащу, спокойно дожидался друга. Как только Следопыт его увидел, он торжественно встал и начал прощаться.

– Иной раз мне приходит в голову, что судьба была ко мне неласкова, – сказал он, – но участь этой женщины, Мэйбл, меня устыдила и многое помогла понять…

– Роса останется здесь и будет жить со мной, – порывисто перебила его Мэйбл.

– Так я и понял. Если кто может отвлечь ее от горя и пробудить в ней желание жить, то это, разумеется, вы, Мэйбл, хоть я сомневаюсь, удастся ли это даже вам. Бедняжка лишилась своего племени, а не только мужа – трудно примириться с такими потерями… Чудак я, чудак! Казалось бы, какое мне дело до несчастий одних и до супружеского счастья других, точно мало у меня своих огорчений!.. Нет, не надо лишних слов, Мэйбл, не надо лишних слов, Джаспер, позвольте мне уйти с миром, уйти, как подобает мужчине. Я видел ваше счастье, и это много дало мне, тем легче мне будет сносить мое горе. Нет, никогда я больше не поцелую вас, Мэйбл. Вот моя рука, Джаспер, пожми ее, мой мальчик, пожми хорошенько. Не бойся, она не уступит твоей в силе, это рука мужчины. Д теперь, Мэйбл, пожмите и вы мою руку.., нет, нет, не надо (ибо Мэйбл бросилась целовать эту руку и омыла ее слезами), – не надо этого делать!