Любой свет лучше тьмы.

Впервые при свете оглядев камеру, он заметил небольшой железный стол с табуреткой подле него, санузел, представляющий собой обычную дыру в полу, и крошечный умывальник: в него не влезла бы и одна тарелка. Глухие стены, ни окошек, ничего.

Возле закрытой форточки на двери он увидел маленький поднос, на нем миску и кружку. Есть не хотелось, но в голове постоянно вертелся граф Монте-Кристо, и он, глядя из своего заточения в замке Иф, на чистом русском языке говорил:

– Ешь или откинешь копыта на радость своим тюремщикам. Они будут рады списать твою смерть на естественный ход вещей. Придумают сердечную недостаточность, и дело с концом. Потом тебя выпотрошат, как карася, и сожгут, что осталось, в местном крематории. А твое сердце будет продолжать биться в теле какого-нибудь жирного недоноска. Ты этого хочешь?

Денис покачал головой. Он этого точно не хотел.

– Ну так чего расселся. Вставай и иди, забирай заказ. Только не надейся, что это доставка из премиального суши-бара. Боюсь, даже если до этого ты сидел на дошираке, будешь разочарован местной кухней.

– Иду, иду, – сказал Денис в мерцающую полутьму.

Медленно, словно разбитый артритом старик, он поднялся с нар, подошел к двери, дрожащими руками взял поднос. Теперь требовалось донести его до стола. Раньше такие вопросы не занимали его, а теперь он и метр пройти боялся. Затаив дыхание, он сделал несколько маленьких шагов, поставил поднос на стол и только тогда выдохнул.

Опустившись на табурет, он принялся есть нечто среднее между супом и очень жидкой кашей, без соли и приправ, на одной воде. С краю подноса лежал кусочек черного хлеба, покрытый белесым налетом. Нехотя он съел и его, потом запил из кружки, скорее всего, это был чай.

– Какая же мерзость, – сказал он шепотом. – Школьная столовка – ресторан по сравнению с этим дерьмом.

Несмотря на отвратительный вкус еды, он почти сразу почувствовал себя лучше и даже попросил бы добавки, будь это возможно. Но охрану лишний раз беспокоить не хотелось, неизвестно, что у них на уме.

Денис вернул поднос на полочку перед дверью. Заниматься здесь было абсолютно нечем. Пока не погас свет, он принялся разглядывать стену. У изголовья нар Денис обнаружил выцарапанные слова «Дима Курский. 2010», чуть выше «еще день», «беги», «плохо», «я умираю», «завтра медосм…». Возле параши, куда он присел после колебания, тоже была надпись: «Никому не верь. Гуцуев».

Легкая дрожь пробежала по его телу. Кто бы это ни был, если удастся отсюда выбраться, нужно их найти… Где сейчас Ларин? Делает ли что-нибудь? Хуже всего – неизвестность. Она пугает, лишает сил, энергии, доводит до сумасшествия. Горе тому, кто не может себя ничем занять. Мозг быстро заполняет пустоту, и тогда – держись. Все самые жуткие чудовища и кошмары, запрятанные глубоко в подсознании, явятся в один момент все разом.