— Мне нравится атмосфера временного лагеря, полковник. Это напоминает бои, которые мой отряд вел с австрийцами на Пьяве132, пытаясь стабилизировать линию фронта после событий в Капоретто133. Это случилось, кажется, в конце девятьсот семнадцатого… Господи, тогда все было по-другому, короля уважали, несмотря на поражение, а какой был боевой пыл! Ваши деятельные и энергичные молодые солдаты возвращают мне частицу той жизненной силы, которая была в нас тогда…

Это горячее пылкое признание было встречено молчанием, словно человек, к которому оно было обращено, не знал, что ответить. Оно было произнесено на прекрасном английском с легким итальянским акцентом, тогда как сам он говорил по-итальянски бегло, но с ярко выраженными англосаксонскими интонациями. Полотнище палатки не доходило до земли, и Ларри мог видеть безупречные гетры говорившего, полы его длинного пальто из плотной шерсти и заляпанные грязью башмаки полковника.

— Мои парни здесь не для того, чтобы сражаться, а чтобы помогать гражданскому населению, — уточнил последний казенным языком. — А так вы правы, синьор. Энергия им понадобится. Извержение! Только этого нам не хватало!

— Но, полковник, люди, живущие рядом с Везувием уже много веков, привыкли к смене его настроений, к его капризам и вспышкам гнева! Это часть их жизни! Сколько раз я слышал, как крестьяне говорили: «Я женился, когда было извержение девятьсот шестого» — или: «Моя мать умерла, когда было извержение двадцать девятого». Извержения случаются не так уж редко, и они служат вехами в жизни людей. Я и сам как-то заметил, что говорю своим студентам или коллегам по университету, что такую-то теорему я доказал в год извержения тысяча восемьсот семьдесят второго, а вот этот интеграл был взят мной тогда, когда потоки лавы дошли до Боскотреказе!

— Так вы профессор математики? — спросил полковник с внезапным уважением.

— Да, я преподавал в Принстоне, — просто ответило шерстяное пальто. — В тысяча девятьсот тридцать третьем, когда тоже было извержение. Я даже встречался там с Эйнштейном, вскоре после его приезда в Америку, и имел возможность беседовать с ним. На самом деле изучить лаву на месте я смог только в тысяча девятьсот двадцать девятом. В тот год у меня возникла мысль о том, чтобы построить плотину в Большом ущелье, которая, возможно, смогла бы спасти деревни в Пагани и Кампителли. Кстати, может быть, вам будет интересно узнать, что я передал сохранившиеся чертежи блестящему молодому капитану, которого вы только что видели. До войны он был архитектором. Он считает, что дамбу такого типа можно соорудить на западном фланге, в глубине ущелья Лошади, и отправился обсудить это с саперами. Вы же знаете архитекторов! Как только им представляется возможность, они стремятся воздвигнуть стены, достойные Иерихона! Он должен заехать за мной на джипе, так что я вынужден покинуть вас, полковник.