— Мальчики! Побыстрей! Ковров, подайте мне таблицу!

— Если б не ты, — сказал Шелагуров, — попал бы я в душегубку. Мне уже было все равно.

— Все — к берегу! — закричал я. — Переползание к забору — сначала!

Тут появился Готфрид. Он впервые пришел на нашу тренировку и наблюдал, стоя поодаль.

— Герр Пелевин, — сказала Анни, — вы слишком быстро переползали в прошлый раз. Я не могла за вами угнаться.

Пелевин хотел возразить, но вмешался Готфрид:

— Почему вы так обратились к нему? Для вас он просто Костя, ваш муж.

— Для меня он просто хефтлинг! — жестко и высокомерно сказала Анни.

Я подошел ближе. Готфрид спокойно закуривал, но я понял, что его подозрительность уже на боевом взводе.

— Как вас понять, фрау Ирма? — спросил он.

— Очень просто. Хефтлинг, каких тысячи были в Заксенхаузене. Чтобы относиться к этому Косте как к человеку, мне нужно хотя бы иногда представлять его немцем.

— Психологически верно! — заметил Готфрид. — Вы приучаетесь смотреть на него как на своего.

— Да, до определенного предела, — ответила она, — но это не помешает мне пустить ему пулю в затылок при малейшем неповиновении.

«Психологически верно другое, — подумал я. — Чтобы не выдать своего отвращения к этому предателю, Анни нужно смотреть на него как на немецкого фашиста. И как удачно она ответила Готфриду, вывернув наизнанку свою психологию».

Готфрид постоял и ушел. Я продолжал тренировку:

— Попробуем вариант, когда группа вынуждена рассредоточиться. Фрау Ирма, ко мне! Пелевин, возвращайтесь, на берег! Ковров, можете покурить у забора. Шелагуров, задержитесь!

Мы остались втроем. Шелагуров уже знал, что Анни — та самая девушка, которая писала мне письма в училище. Он посмотрел на нее долгим, грустным взглядом.

— Ты очень счастливый, Алексей, — сказал он.

— Это благодаря вашим часам. Приносят счастье.

— Ты думаешь?