Да, самое любопытное: знает все, даже о количестве трупов, которых навалил твой Пострел. И о твоих… тайных договоренностях. Относительно десантуры, оружия и прочего. На память кроет, сколько ты автоматов отдал, боеприпасов, взрывчатки. В общем, срок вам натягивает. Приличный, скажу тебе, срок. А может, вы в Лефортово долго и не протянете. У кого острая сердечная недостаточность, у кого инсульт, кого уголовнички приласкают заднищей о бетонный пол… Ты бы должен знать, откуда у него информация.

— Не знаю, — откровенно признался Заремба и выпил. — Если бы ты имя назвал… этого высокопоставленного, можно было бы вычислить. А так гадать я не привык.

Сказал бы фамилию?

— Пока не скажу. Знаю: тебе только скажи — ты сразу же начнешь отстрел.

Всех подряд. Ты же партизан… Всех не отстреляешь, а дело погубишь.

— Какое дело?

— Карельское! Ты его правильно начал, а я идиот полный! Прости меня, Саня.

Теперь бы я этим мужикам… этой десантуре сам по пулемету выдал. Если увидишь их, скажи: этот придурок обмороженный был… не прав и теперь кается… Хорошо ты начал, только с хвоста. В Карелии, брат, хвост у этого дракона, а все головы тут, в столице. Но ничего, бей в хвост. Больно станет — хоть одну голову, но завернет назад.

— Мне бы не мемуары твои, а информацию, — посожалел полковник. — А то все вокруг да около…

— Меньше знаешь — крепче спишь. Могу сказать одно: твой помощник Выхристюк — тварь. Это он трупы считал, оружие, что ты отдал десантуре… Считал и мне на ушко нашептывал. Так что змею ты на груди пригрел.

— Что же ты раньше молчал? Слушал его и молчал?

— А мне раньше по двести тысяч баксов не предлагали, чтоб я своих в тюрьму сдавал, — отпарировал законник. — Мне положено следить за вами, стрелками.

Впрочем, что там… Знаешь, я же в прошлом военный летчик. Кстати, до сих пор еще снится… Но не в этом дело, плевать. В авиации есть такое понятие точка возврата. Точка, откуда можно вернуться на базу без дозаправки топливом. Иначе — запасной аэродром или вынужденная. Я свою точку проглядел, и теперь просто не хватит горючего. Запасных аэродромов нет, идти на вынужденную — горы и тайга внизу. Остается ручку дергать. Ручка такая есть, красная, между ног торчит…

Он засмеялся и Заремба решил, что спецпрокурор опьянел и раскис на жаре и хорошо бы сейчас уговорить его искупаться и освежиться, однако тот и слушать не стал: перепады в его настроении были почти моментальными и неожиданными.

— Это судьба, брат, — вдруг отрешенно и горько вымолвил он. — Скажи Поспелову, пусть он их мочит, сволочей! И не берет живьем. Передай ему, я велел! Нет, не велел, а просил — мочить!