— Каждый сам себе.
Пауза.
Я содрогнулся и попытался избавиться от картины, которая появилась перед глазами.
— Боже милосердный… — сказал К. К.
— Разве это возможно? — спросил я.
Дик Стоун стоял не шевелясь, будто вопрос касался не его.
— Они принесли себя в жертву, — сказал К. К. — Как мученики
— Сэр? — нетерпеливо сказал Дик Стоун, как будто больше не мог ждать и хотел вернуться в зал вскрытия и рассмотреть все раны подробнее.
Когда Дик покинул нас, я остался сидеть и смотреть на К. К. Наконец я выкрикнул предположение, которое жгло меня с того момента, как К. К. и я стояли в камере Примипила:
— Сообщение монахов тебе о чем-то говорит, ведь правда? О чем-то большем, чем ты мне рассказал?
К. К. пожал плечами, придав лицу притворно равнодушное выражение. Вот теперь я начал узнавать его.
— Мне сообщение кажется непонятным. Но ты что-то знаешь, К. К., я вижу это. Ты знаешь, на что они намекают.
— Если бы я был тобой, я тоже гадал бы и строил предположения.
— Ты рассказывал мне, что у вас есть три гипотезы о содержании Евангелия Люцифера. Три гипотезы. Три части. Три монаха. Три — везде. Ты попросил Марка рассказать мне об одной из гипотез. А как насчет двух других?
— Тебе придется подождать, Бьорн.
— К. К., ты хочешь иметь манускрипт. Но ты ничего не рассказываешь. Я такой же упрямый, как ты.
— Что правда, то правда.
— У меня есть манускрипт. У тебя есть тайны. Если ты хочешь иметь то, что есть у меня, ты должен поделиться со мной. Рассказать все, что ты знаешь!
Под толстыми стеклами очков мои глаза с красными прожилками выглядели, вероятно, ужасно настойчивыми.