Бобренок, не дослушав, бросил трубку: каждая секунда дорога, неужели не понимает этого болтливый дежурный? Толкунов, увидев выражение лица майора, уже вставал, председатель что–то сказал, но не было времени ни на объяснения, ни на извинения — хорошо, что Виктор дремал здесь же, на скамейке в коридоре, а ему ничего не нужно было объяснять, он стряхнул с себя сон за секунду, и «виллис» рванул как шальной, разметая колесами вязкий песок сельской улицы.

Только после этого Бобренок рассказал, что случилось.

Толкунов покашлял в кулак и пробурчал недовольно:

— Говоришь, председатель с «ястребками» пошли брать?..

— Думаешь, мне это нравится? Черт их дернул, неужели не возьмут?

— Все может произойти… — как–то флегматично ответил капитан, но вдруг разразился: — Тоже мне, художественная самодеятельность! Пошли диверсанта брать, нам бы его дай бог взять, а то «ястребки»! И почему люди лезут не в свои, дела?

В глубине души Бобренок разделял чувства капитана, но целиком согласиться с ним не мог.

— Люди жизнью рискуют, а ты… — сказал не то чтобы с укором, но и не одобряя.

— А кто их просит рисковать? — проворчал Толкунов под нос, но не так запальчиво.

— Совесть.

— А если упустят?

— Плохо.

— Не то слово. Они в такое подполье уйдут, что попробуй их найти. Или вообще передислоцируются.

— Возможно, — согласился Бобренок. — Если диверсанты в Квасове или возле него, мы бы завтра их обнаружили. Давай, Витя…

Но Виктор и так выжимал все, что мог, и «виллис», перескакивая с одной выбоины на другую, мчался навстречу сердитым тучам…

Десять километров до Квасова преодолели за считанные минуты, еще минуты три или четыре искали сельсовет, наконец увидели освещенное окно, единственное в селе, и подъехали прямо к крыльцу. Председатель услыхал шум мотора и вышел навстречу. Стоял на ступеньках и смотрел, как выпрыгивают из открытой машины два офицера.

— Что? — с нетерпением воскликнул Бобренок. — Что с диверсантом?

— Убит.

— Эх!.. — с упреком выдохнул Толкунов. — Что вы наделали?

— Убили диверсанта! Разве неправильно?