— Мужайся, мой бедный друг, мы приближаемся к концу, — отвечал ему Барбассон. — Я вполне отдаю себе отчет о том направлении, по которому мы следуем; верь мне, нам осталось недолго ползти.
— Да услышит тебя Бог, Барбассон! Твое положение ничто в сравнении с моим; клянусь тебе, что я ни за что не согласился бы начать снова, если бы это понадобилось… я выбился из сил.
— Не поддавайся унынию в тот момент, когда мы приближаемся к цели.
— Из чего ты это заключаешь?
— Очень просто… пока путь пролегал под храмами, для прочности всего сооружения и особенно для его оздоровления необходимо было обеспечить, чтобы этот ход, предназначенный для стока воды, мог противостоять сильному давлению, — отсюда кирпичи и цемент на всем протяжении его первой части. Раз храм кончился, достаточно было обыкновенного рва; ты хорошо знаком с равнодушием и ленью индусов, а потому должен быть уверен, что они не продолжили его больше, чем нужно для удаления вод из под фундамента храма.
— Возможно, но мне кажется, что мы никогда не выйдем отсюда.
Барбассон понял, что во что бы то ни стало надо помешать своему другу предаваться зловещим предчувствиям.
— Полно, — сказал он, — подумай о том, что Сердар погибнет без нас… еще одно усилие, последнее.
И они снова принялись ползти… Ход шел теперь наклонно и с каждой минутой становился круче; провансалец поспешил заметить своему другу, что это говорит о приближении их к выходу… Зловещие обитатели галереи становились еще более многочисленными, и их испарения делались положительно невыносимыми. Вдруг голова Барбассона стукнулась о ноги товарища, которые судорожно ерзали по земле, но ни на шаг не подвигались вперед.
— Что случилось? — спросил провансалец.
Несчастный Барнет отвечал сдавленным голосом, который еле достиг слуха Барбассона.
— Я застрял… здесь слишком тесно, я не могу двинуться вперед.
Наступила очередь Барбассона прийти в отчаяние.
— Мужайся! — крикнул он. — Соберись с силами!
— Я сделал все, что только в человеческих силах… я только сильнее застрял между стенами… я попробую двинуться назад… вернемся обратно.
Неужели придется умереть здесь? Кровь Барбассона застыла в жилах — он один осознавал весь ужас их положения. Барнет был еще относительно спокоен, он воображал, что возврат возможен. На это, конечно, потребуется время, потому что ползти назад не так удобно, как вперед, но во всяком случае там, где они прошли, они пройдут еще раз. Но он, Барбассон! Он знал, что узкая галерея сделалась непроходимой… О! Что он чувствовал!
— Барнет, — крикнул он в приступе бессильного бешенства, — копай землю ногтями, зубами, но ради всего, что у тебя есть святого на свете, двигайся вперед, несчастный, вперед! Это необходимо… галерея сзади нас обрушилась!..