Я попросил Ронштока открыть карточку Ванингера.

Работа отличная, это я мог оценить сразу. Богатый набор фотографий. Ванингер в бытность официантом в венгерском ресторане. Ванингер в форме генерала СС. Ванингер на львовской улице. Ванингер во время вступления немецких войск в Будапешт.

А вот новое для меня. Ванингер за стойкой в пивном баре. В штатском и даже в белом халате! Стоп! А это что такое? Ванингер опять в форме. Не в генеральской, но в офицерской форме красуется перед фотографом, как перед зеркалом. Оказывается, это форма бельгийской контрразведки, место действия — Конго. И опять смена одежды — Ванингер в форме австрийского таможенного чиновника. А вот и его недвижимое имущество.

Маленькое имение в Тироле. Парк, железные ворота. Ванингер у ворот в роскошном открытом лимузине.

Майору Дайтцу я не мог задать вопроса, как они разыскали Ванингера. Ронштоку этот вопрос я не постеснялся задать.

Он провел пальцем по карте от Гамбурга к Вене.

Да, он положил начало этому процессу, он пытался меня предупредить, но в письмах такие предупреждения не делаются, он был в Вене, но разъехался со мной. И потом он надеялся, что так-то уж сразу я не обнаружу себя, я был всего-навсего в его представлении рядовым свидетелем, которых много и кроме меня…

Я иронически улыбнулся. И Роншток не знал всего о Ванин-гере.

Самое главное о Ванингере, как раз то, что решило бы процесс, знали только три человека: я, сам Ванингер и еще один человек. Роншток знал того человека только косвенно, я — лично. Знал его имя, вернее, одно из его имен…

Кто же он, этот третий, и где он?

8

Впервые с того дня, как пришла повестка из министерства внутренних дел, я обрел относительное душевное спокойствие.

Мы в Москве. Гостиница «Украина». Окна нашего номера выходят на Кутузовский проспект. Я сегодня стоял у окна и смотрел на Москву. Я давно ее не видел, очень давно. С тех самых пор, как работал во Львове на советском заводе и был здесь в командировке. С кануна войны.

Тогда не было этой гостиницы, не было огромного разбега этой улицы, широких, взлетающих над Москвой-рекой мостов.

Солнце бьет в открытое окно… Солнце в небе, чистое, без единого облачка, без единой теня.

Кто же он, третий, о ком я начал разговор еще на вилле у Ронштока? Роншток устремился на его поиски, он, может быть, и выйдет на его след, возможности у Ронштока велики, с ним все, кто хочет спокойствия и мира на Земле… А я должен рассказать о своем давнем друге, о своем наставнике.

Этот человек раскрывался передо мной годами, так до конца и не раскрывшись. Он умел себя так поставить, что никому не приходило в голову задать ему лишний вопрос. Его огромная культура вмещала мягкость в обращении с людьми, и участливость, и беспощадную суровость, и точное толкование событий, через которое он просматривал будущее.